Элеонора Мандалян: Там, под небом чужим

– Мамуль! – окликнула Лану младшая дочь. – Ужасно пить хочется.

– Там, в конце салона, у стюардесс кухня, – отозвалась Лана. – Попроси у них что хочешь – воду, сок, лимонад.

– А можно?

– Конечно, можно, глупенькая. На то они и поставлены, чтобы за нами ухаживать.

Изогнувшись длинным гибким телом, девочка выбралась из неудобного кресла, и, улыбнувшись матери, пошла в хвост самолета.

– Вика, и мне захвати, – крикнула ей вдогонку сестра.

Вике месяц назад исполнилось пятнадцать. Инга вступила в свою семнадцатую весну. Хоть она и старшая, а в сущности еще совсем ребенок. Импульсивная, взбалмошная, остро нуждающаяся в том, чтобы ее любили. Вика мечтательная, рассудительная, погруженная в себя. Если Инга жаждала постоянного общения, то Вике лучше всего было наедине с собой. Многие находили ее странной. Считали, что девочка никого не замечает вокруг, ни с кем первая не заговорит. Но, в случае необходимости, выяснялось, что она чувствует каждого конкретного человека, как никто другой, интуитивно ухватывая в нем самое главное. Инга была трусишкой и паникершей, Вика вообще не ведала страха. Случались ситуации, когда своим непоколебимым спокойствием она озадачивала и поражала. Отец приписывал это отсутствию жизненного опыта, по принципу, пока не обожжется, не узнает, что огонь горячий. Лана придерживалась иного мнения. Она просто знала, знала наверняка, что ее младшая дочь – явление особое.

То, что случилось с ней в момент ее последних родов, перевернуло все ее представления не только о жизни, но и о смерти. А именно Смерть раскинула над ней свои, вовсе не черные крылья, когда она, исторгнув из чрева живой комочек плоти, лишилась сознания и сердце ее перестало биться. По сей день она помнила в мельчайших подробностях, все, что последовало за этим.

Возникло ощущение необычайной легкости и радость освобождения. Ей захотелось взлететь. Желание мгновенно реализовалось – она очутилась под потолком операционной, созерцая сверху окушерку, срочно вызванного врача и двух медсестер, мечущихся над распростертым телом женщины. Женщина, еще совсем молодая и привлекательная, только мертвенно бледная, бездыханно лежит в луже крови. Лана удивленно разглядывает роженицу, чьи черты ей кажутся удивительно знакомыми, и не сразу понимает, что смотрит на самою себя, вернее – на покинутое ею тело. Она пытается дать знать тем, что внизу, что она жива, что с нею все в порядке и нет причин для беспокойства. Но постепенно приходит осознание, что ей до них не докричаться, поскольку люди в операционной попросту не видят и не слышат ее. Сделав еще одну отчаянную попытку, Лана хотела преградить дорогу медсестре, направлявшейся к ее телу с очень длинной, страшной иглой, и…легко пройдя сквозь нее, «врезалась» в стену.

Но и стена не стала преградой – пролетев насквозь, как если бы стены не было вовсе, она очутилась в приемной и увидела Левона. Он сидел, обхватив голову руками и, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, как заклинание повторял одну и ту же фразу: «Ты не сделаешь этого со мной, моя Лакшми. Ты этого не сделаешь». От него исходили такие, холодящие душу, флюиды горя и отчаяния, что Лана вся съежилась, как на морозе. «Левушка! Успокойся, – шепнула она ему в самое ухо. – Я вот она. Здесь. Подле тебя. Со мной ничего не случилось. Но для него она вся была там, за дверью операционной – бездыханная, с остановившимся сердцем.

Больница вдруг исчезла. Все погрузилось во тьму, ватную, глухую тьму без звуков и образов. Растерянность овладела ею. Что делать? Куда идти? Но тут в пустоте забрезжил золотисто-молочный свет, будто кто-то в густом тумане включил фонарик. Приближаясь, свет медленно разрастался. А вместе с ним появилось ощущение покоя и защищенности… и чьего-то доброго присутствия. На ее глазах свет начал уплотняться, формируясь в фигуру старца, облаченного в длинные одежды, поверх которых волнами сбегали белые волосы и борода. Небесно-голубые глаза смотрели на нее с отеческим участием.

«Кто ты?»- пролепетала Лана. « Я проводник», – не услышала, а почувствовала она безмолвный ответ. «Где я?» «Дома.» «Я умерла?» «Да, дитя моё. Вы так это называете. Только тебе пока не время возвращаться сюда. Ты не выполнила еще своего предназначения.» «Какого предназначения?» «Ты была послана в Тот Мир, чтобы подготовить путь своей дочери.» «Инги!» «Той, которую ты только что произвела на свет.» «У меня родилась девочка! Но почему именно ей? Ведь есть еше Давид и Инга. И они тоже нуждаются во мне.» «Она ДРУГАЯ. Всегда помни об этом и храни ее, как зеницу ока. Она поведет вас по жизни своими путями. Возвращайся с миром.» Старец начал медленно таять, снова обратившись в сгусток туманного света, а вместо него проступили из пустоты и обрели режущую глаз реальность тревожно склонившиеся над ней лица людей в белых халатах. Лана очнулась, обнаружив себя снова в операционной. Отерев пот с лица, врач облегченно выдохнул: «Слава тебе, Господи! Вернули!»