Елена Арсеньева - Мода на умных жен

– Понадобились, – не тратя времени на реверансы, сказала Алена холодно. – Ровно в тринадцать часов в психиатрической клинике на улице Июльских Дней покончила с собой одна женщина, Тамара Юрьевна Семенова. Мне нужно срочно знать, как именно это произошло.

– Вы где сейчас находитесь? – настороженно спросил Муравьев.

– А что такое? – удивилась Алена.

– Ничего особенного, – сладким голосом произнес Лев Иванович. – Надеюсь, не в психиатрической клинике?

– Что?!

– Что слышали. Вы в уме, Елена Дмитриевна? Я вам что, мальчик на побегушках? То разговаривать не желаете, то звоните, понимаете ли, когда в голову взбредет, заставляете какие-то никому не нужные сведения собирать…

– Да почему же так уж никому не нужные? – зло прошипела Алена. – Это самоубийство имеет прямое отношение к неприятностям вашего друга, Алексея Стахеева.

– Ну, знаете, неприятности у него не столь уж велики, чтобы я вот прямо сейчас все бросил и кинулся сломя голову собирать для вас информацию!

– А вы все же киньтесь, – холодно посоветовала Алена. – Киньтесь – не пожалеете, потому что в обмен на информацию о Тамаре Семеновой я вам, может быть, дам кое-какую информацию относительно одного гаража в Стригине…

– Ага, – тихо, с безнадежной интонацией проговорил Муравьев. – Я так и знал, что без вас там не обошлось…

И отключился.

Наверное, не стоило себя так подставлять? Ничего, она ведь сказала: « Может , дам информацию». То есть, возможно, даст, а возможно, и нет… Правда, если нет, то отношения с Муравьевым можно будет считать законченными.

Ну и ладно, лучше навеки поссориться со Львом Ивановичем, чем оказаться подозреваемой в убийстве. Даже в двойном убийстве!

Да кто ж их убил-то, этих беспощадных сволочей, чтоб им гореть в адовом пламени?!

Телефон, который Алена продолжала держать в руке, вдруг зазвонил. На дисплее вырисовался номер Алексея Стахеева.

Она задумчиво смотрела на номер, но не нажимала кнопку приема. Телефон умолк, но звонок раздался снова. Ну да, Алексей, видимо, решил, что Алена в первый раз его не слышала.

Почему она не отвечает? Неведомо…

Или все же ведомо? А если да, то что именно ей ведомо?

Вопрос, конечно, интересный…

Алена опустила звонивший телефон в сумку, повесила ее через плечо и, зябко поеживаясь (зазнобило вдруг от налетевшего ветерка, да и от голода, ведь сегодня с утра ничего во рту не было, даже пресловутой маковой росины!), вышла из кремля, оставляя позади шлейф звонков.

Наконец телефон угомонился.

Алена прошла мимо того места, где только позавчера (позавчера!) пыталась сладить с припадком Алексеева безумия, пересекла площадь и направилась к лотку около здания химбиофака университета, чтобы купить булочку с маком и в шоколадной глазури. Это было страшное преступление против шейпинг-правил, которым Алена поклонялась если и не свято, то достаточно истово.

«Последний раз! – сконфуженно поклялась она кому-то – суровому и неумолимому богу Шейпу, скорее всего. – Больше никогда в жизни! Ни-ког-да!»

Конечно, разве она могла знать, что клятва ее будет услышана…

Вместе с булочкой (строго между нами – булочек она съела две, вернее, три… или даже четыре?!) Алена купила кофе в пластиковом стаканчике. После кофе, горячего, как страсть, сладкого, как поцелуй, черного, как ночь, и едкого, как фанта, которая, говорят, разъедает даже пластмассовые расчески, что там уж о желудке говорить, Алена почувствовала себя гораздо лучше. Может быть, в желудке необратимые процессы уже и начались, но в голове прояснилось, и она, пока шла к зданию суда сначала через площадь Минина, а потом по Покровке, все думала, думала, думала, ничего не видя, ничего не замечая вокруг – ни тех, кто попадался навстречу, ни тех, кто следовал за ней. А между тем среди не замеченных ею было как минимум двое – они следовали за ней, не приближаясь и не отдаляясь, на почтительном расстоянии, но ни на мгновение не выпуская Алену из виду, и каждый боялся, что она вдруг оглянется и увидит его, и узнает. Преследование это было обыденным и невероятным, словно в типичном детективе, потому что каждый из ее преследователей сжимал в кармане пистолет, готовый выхватить его в любое мгновение и выстрелить, но каждый предпочел бы нанести удар тайно, чтобы потом удалось убежать, исчезнуть, остаться неузнанным, непойманным, свободным… живым!

Одному из них маневр удастся, другому – нет.

Быть или не быть, жить или не жить, а если жить, то кому – все это решится в течение какого-то часа… Боже, как стремительна бывает жизнь, как скоропостижна бывает смерть, и никто, никто не знает, сколько ему еще осталось…