Елена Арсеньева - Моя подруга – месть

Мимо полз почти пустой троллейбус, и Марьяна вскочила в него. «А может, обойдемся «Брютом»?» – мелькнуло в голове, когда проехали поворот на Ковалиху, но тут же вспомнились слова отца о полусладком, и она поплотнее уселась на холодном, скользком сиденье.

Троллейбус тащился, будто полудохлый червяк, но наконец-то добрался до площади. Народ двинулся на выход, но водитель открыл только переднюю дверь и провозгласил:

– Приготовьте билеты для проверки!

Марьяна привычно потянулась, чтобы снять с плеча ремешок, да так и ахнула. Выскочив из дому впопыхах, ненадолго, она прихватила только кошелек да целлофановый пакет, а сумку свою, где в косметичке лежал проездной, оставила дома.

Дойдя до водителя, протянула тысячу.

– Проснулась? – недружелюбно глянул он и отстранил Марьяну, пропуская в дверь старуху, которая демонстративно тыкала ему пенсионное удостоверение прямо в лицо:

– Нашел время проверяловку устраивать!

– Давай гуляй, бабка! А ты штраф готовь.

– Да ладно придираться. Я на прошлой остановке вошла, – попыталась схитрить Марьяна, но водитель грубо осадил ее:

– Не ври! Я видел, ты на Свободе влезла. Штраф, ну!

Марьяна, оглянувшись, увидела, что, кроме них двоих, в троллейбусе уже никого нет. Обреченно открыла кошелек:

– И сколько?

– Десятку.

– Что? Десять тысяч?! – Она ткнула пальцем в надпись на стекле: «За безбилетный проезд штраф 8 тыс. руб.». – Ты что же, неграмотный или забыл, что здесь написано?

– Это я трафарет не успел заменить, – бесстыже ухмыляясь, пояснил шофер. – Инфляция, ставки поднимаются! Гони червончик.

Унижаться перед плюгавеньким троллейбусным властелином не хотелось, и Марьяна промолвила с высокомерной откровенностью:

– Пожалуйста, возьми с меня сейчас только восемь тысяч, иначе на шампанское не хватит.

– Шампанское! – взвизгнул водитель. – На шампанское ей не хватит! Да я не могу бутылку пива на Новый год себе купить, а тут – на шампанское! Отдашь штраф или нет?

– Нет! – огрызнулась Марьяна. – Говорю же, возьми сейчас восемь, а остальные я тебе или кому-нибудь из твоих коллег здесь, на этой остановке, хоть завтра передам. Или, если не веришь, запиши мой телефон…

– Ах ты, блядешка! – протянул он почти миролюбиво. – Вот как, значит, мужиков заманиваешь, дешевка!

Он сунулся в кабину, чем-то там щелкнул, запер за собой дверь и, проскользнув сквозь передние створки, удалился прочь от троллейбуса.

Какое-то время Марьяна переваривала бессмысленное, но оттого не менее гнусное оскорбление и не сразу осознала пугающую реальность: водитель-то сбежал, а двери-то закрылись!

Она в этом троллейбусе заперта. Заперта!

Примерно через полчаса Марьяна окончательно оставила свои попытки выбраться на свободу: разжать двери ей было не под силу. В троллейбусе остро пахло шампанским: хотела разбить стекло бутылкой, да проклятая выскользнула из варежек и, ударившись о поручень, разлетелась вдребезги, обрызгав Марьяну с ног до головы. Этот злополучный «Брют»! И почему не дотумкала подарить его шоферу? Отпустил бы тогда наверняка!

Время близилось к полуночи, и Марьяна уже перестала верить, что водитель одумается, спохватится, вернется за нею. Сначала надеялась: ну должен же он отвести машину в парк. А потом предположила: вдруг он живет поблизости и ему прямо с утра на линию? Проще сразу из дому ехать. Троллейбусу за ночь ведь ничего не сделается, а на Марьяну ему явно плевать. То есть он все же появится, наверное… но никак не раньше пяти утра, в лучшем случае!

Марьяна сорвала голос, зовя на помощь, однако улица будто вымерла. Безжизненно темнели окна пединститута и закрытой на ремонт «научки». В Центре крови, конечно, свет горел, но ни там, ни в доме около остановки криков Марьяны услышать не могли: рядом орал-грохотал киоск звукозаписи, обитатели которого, судя по всему, намеревались встретить Новый год прямо на рабочем месте.

Люди смеялись, поздравляли друг друга, поднимали бокалы с шампанским, и никому на свете не было дела до Марьяны, которая замерзает в темном троллейбусе.

А отец? Как там отец?! Она до крови прикусила губу, зажмурилась… И, Господи, наверняка мама звонила из Дивеева, а он ведь подойти к телефону не может, так что мама теперь там с ума от волнения сходит, будто ей мало смерти бабушки!

Сердце так заболело от горя, от бессильной злобы, что Марьяна зарыдала в голос. Ее платочек уже превратился в ледяной колючий комок, не вытиравший, а больно царапавший щеки, и Марьяна яростно смахнула слезы ладонями, которые сразу застыли. Слава Богу, хватило ума послушаться отца, одеться теплее, не то уж точно отморозила бы себе все что можно!