Елена Арсеньева - Отражение в мутной воде

Внезапно лицо его исказилось, он отшвырнул от себя пистолет – и принялся биться головой об пол, издавая рыдания, беспомощно сжимая кулаки. И слезы струились по его небритым щекам.

Экран зарябил – запись кончилась. Но пленник все еще смотрел на мельтешение черно-белых пятен – смотрел с тем же выражением недоверия и ужаса.

Экран наконец погас, и плеер, щелкнув, вытолкнул кассету.

Этот звук вывел пленника из оцепенения. Он вздрогнул, осмотрелся – и обнаружил, что остался один в просторной комнате. Когда исчез человек в очках, он не заметили. Не заметила и Тина.

Да, хозяин незаметно вышел – но оставил свой пистолет…

Несколько мгновений пленник смотрел на него, потом зажмурился.

Открыл глаза – но пистолет не исчез. Тогда он бросился к оружию, словно умирающий от жажды – к источнику.

Схватил пистолет, прижал к груди, баюкая, как младенца. И обнаружил пустую обойму и единственный патрон в стволе. Долго смотрел в черный глазок…

Лицо его исказилось гримасой. Он провел ладонью по глазам, вскинул пистолет к виску, постоял так секунду-другую – и вдруг отшвырнул оружие.

Пистолет ударился о стену. Грохнул выстрел.

Пленник даже не вздрогнул.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда отодвинулась кошма, закрывавшая вход, и вошли двое охранников.

На сей раз они были безоружны: несли маленький столик, уставленный едой. Поставили его перед пленником и вышли.

Тина едва не вскрикнула от изумления, но пленник, похоже, ничуть не удивился. Даже не взглянув на охрану, он уставился на столик. И вдруг накинулся на все сразу: на плов, виноград, жареную курицу, сыр, лепешки. Он ел и давился. И глотал горячий чай из фаянсовой кружки. Тина отчетливо видела этикеточку опущенного в кружку пакетика – «Lipton».

И совсем уж невероятно: в центре стола высилась бутылка водки. Однако пленник не притронулся к ней – взглянул, хмыкнул – и вновь накинулся на еду. И по мере того, как он насыщался, лицо его обретало все более умиротворенное выражение – даже отрешенное, можно сказать. Закурил – и сигарета не дрогнула в его руке, когда в комнате появился человек в очках.

Он присел напротив пленника и долго смотрел на него, мелкими глотками прихлебывая из чашки, которую принес с собой.

– Кофе? – спросил наконец.

Голос у бородача был высокий, резкий, не женский, конечно, однако как бы и не совсем мужской. Да и во всех его движениях чудилось что-то почти женственное, возможно, змеиное. Почувствовав омерзение, Тина подумала, что ему, должно быть, по вкусу забавы вроде тех, что запечатлены на кассете.

Пленник кивнул и загасил сигарету о край резного столика. Загасил с совершенно невозмутимым видом. Человек в очках, однако же, ничуть не рассердился – губы его дрогнули в улыбке.

– Что я должен делать? – по-английски спросил пленник, прищурившись, глядя на незнакомца.

– Ничего, – промолвил тот по-русски. Говорил бородач с едва уловимым акцентом. – Более того: вы свободны. Сейчас вам выдадут одежду и покажут, как отсюда без помех уйти. Часов пять придется пройти по горной тропе, но, думаю, справитесь.

Пленник кивнул. Он был по-прежнему невозмутим, и сладкое слово «свобода», похоже, не произвело на него особого впечатления.

Человек в очках стремительно поднялся и направился к выходу.

И тут пленник растерялся.

– Нет, потом?.. – произнес он в нерешительности. – Что я должен буду делать потом?

Человек в очках вышел, не удостоив его ответом. Секунду-другую пленник недоверчиво смотрел на колыхание кошмы, потом обхватил голову руками, сгорбился…

Тина смотрела на его трясущиеся плечи, вслушивалась в прерывистое дыхание – и ничего не могла с собой поделать: жалела, жалела его так, что сама начала вдруг задыхаться от слез.

– Тина, Тина, проснись.

Кто-то осторожно касался ее виска.

– Проснись, слышишь?

Она вскинулась, села, с ужасом вглядываясь в незнакомое мужское лицо, озаренное бликами неверного света.

Усы! У него такие же тонкие усы, как у того, в очках!

Да нет, это Георгий. О господи…

Тина с облегчением вздохнула.

– Какой-то сон? – спросил он тихо. – Ты плакала?

– Да, – кивнула Тина, пытаясь снова улечься, уткнуться в подушку. – Кошмарный сон.

Он удержал ее за руку:

– Пора вставать. Нам выходить.

Тина взглянула на запястье. Часы идут, надо же! Стрелки слабо фосфоресцировали. Три часа.

– Как? Уже приехали?!

– Это Коломийск. Здесь поезд до шести утра встанет на запасные пути, чтобы отправиться во Владивосток в половине девятого. Но мы ждать не будем. Одевайся, я отвернусь. Нет, не это, – остановил он Тину, потянувшуюся к костюму. – Форма одежды номер два. Джинсы и прочее. – И поставил ей на постель расстегнутую сумку.