Дмитрий Вересов - Унесенная ветром

Басаргин крикнул Федору, чтобы седлал кабардинца, а сам поспешно оделся.

На площади уже строились солдаты, а казаки уже выехали вперед. Хотя его рота осталась в станице, поручик присоединился к группе конных офицеров. По их лицам можно было прочесть, что большинство из них сегодня еще не ложилось.

— Господа, — говорил прапорщик Синицын, которому, видно, перед самой тревогой пришла масть, — надо было карты с собой взять. В седле бы доиграли.

— Бросьте прапорщик! — отвечали ему офицеры. — Когда грохочут пушки, карточные музы помалкивают в тряпочку!

— Какие пушки, господа? — возражал Синицын. — Два татарина, и столько шума! Прямо Бородино!

— А вы слышали, прапорщик, — включился в разговор капитан Павлищев, — что у абреков есть карманные пушки? Размером не больше пистолета, и снаряд такой же, как пуля. Вроде моей трубки. Четыре татарина в камышах — вот тебе и батарея!

Офицеры рассмеялись, прочищая свои осипшие утренние глотки.

По весне лес в прибрежной полосе Терека заметно густеет. Пробиваться через него правильной цепью довольно сложно, поэтому роты скоро разделились на несколько параллельных отрядов.

Басаргин сразу же вырвался далеко вперед, прося военную фортуну первым вывести его на абреков. Пистолет предпочел приготовить заранее и на всякий случай наставлял его на сгущающиеся заросли. Пару раз ему мерещились бритая голова и красная борода в кустах, и он едва не выстрелил. В один из таких моментов, когда он наставил пистолет на очередную торчащую гнилушку, раздался выстрел, но в отдалении.

Поручик пустил коня вскачь, несмотря на то что летящие навстречу ветки могли запросто выбить его из седла. Сам себе он сейчас казался совершенно холодным храбрецом. Платон писал что-то об умной храбрости, когда бояться нужно того, чего стоит бояться, а чего не стоит — не бояться. Басаргин старался думать, что все эти умные рассуждения — совершеннейшая глупость, потому что опасность для него — это просто средство от скуки. Хотя в минуты откровенности с самим собой он признавался, что скучно ему бывает очень редко, а вот страшно гораздо чаще.

Теперь он мчался впереди всех, не разбирая дороги, навстречу возможной опасности. Что опасность эта уже обнаружена, раз где-то стреляют, он в эту минуту не думал. Одно только неожиданно подпортило упоительное. чувство собственной бесшабашности. Вспомнился ему отрывок из любимой книги, где описывался отчаянный храбрец, который кричит, машет саблей, бросается вперед, но… зажмурив глаза. «Нет! — почти прикрикнул на себя поручик. — Ничего общего! Вовсе я на Грушницкого не похож!» При этом он ударил коня плетью, будто кабардинец был виноват в его мыслях.

Среди деревьев показались сначала привязанные лошади, а потом уже и казаки. Они стояли небольшими группами, словно кучковались на станичной площади. Прозвучал выстрел, и в стороне упала сбитая пулей ветка орешника. На казаков это не произвело никакого впечатления.

— Слезай, ваше благородие! — крикнули Басаргину. — В аккурат для верхового пули посылают.

Басаргин кивнул и, не слезая с коня, поехал вперед, туда, где прятались за деревьями несколько казаков.

— Небось, в карты их благородие проигрался! — сказали вслед ему катки. — Лезет по-глупому! Жаль, если коня такого подстрелят…

В передней цепи он все-таки соскочил на землю. Ближе всех к нему за широченным, в три обхвата стволом, прятались два молодых казака. Один из них то высовывал из-за дерева папаху на палке, то целился куда-то из ружья. Очевидно, ему не терпелось перейти к активным действиям. Другой же, подложив под голову шапку, смотрел вверх на раскидистую крону дерева с выражением полного спокойствия на лице, граничащего с равнодушием.

— Куда топочешь?! — крикнул Басаргину шустрый казак, но, приглядевшись, поправился: — Хоронись, ваше благородие! Ногами-то не ходи, ползи низом…

Как раз за деревьями грохнуло, и пуля просвистела в двух саженях от Басаргина. Он опустился в траву, досадливо морщась, что сделал это как раз после выстрела, словно испугавшись. В этот момент шустрый казак, выбрав удобный момент, сам выстрелил.

— Акимка! — позвал он своего товарища. — Глянь ты! Никак я достал? Ведь верно — достал…

— Видать, что так, — согласился тот, переворачиваясь на живот и высовываясь из-за дерева. — Кричал татарин! Ясно дело, зацепил! Лихой ты, Фомка. Магарыч-то ждать, али как?

— Знамо дело, гулять будем…

Теперь Басаргин наконец увидел, откуда велась стрельба по казакам. За небольшой лесной проплешиной в кустарниковом полуостровке прятались абреки. Когда они поняли, что обнаружены и оторваться от преследователей уже не удастся, то нарубили веток и сучьев, сложили из них подобие бруствера и стали отстреливаться.