Сергей Бакшеев: Отравленная страсть

Мысли смешались. Я назвал ее моей! Но ведь она чужая любовница! Я же хотел выкинуть ее из сердца! Не пускать туда! Я старательно пытался забыть о ней. А тут одно упоминание имени, и я вновь вижу тоненькую талию, силуэт груди, живые кудряшки волос.

Приглушенно затренькал телефон. Франц Оттович зашептал, как заговорщик:

– Я думаю, это она. – Старческий желтоватый палец покачивался над телефонным аппаратом.

Непослушной рукой я поднял трубку.

– Франц Оттович? – мягко зашуршало в трубке.

– Нет. Это… Заколов, – с трудом выговорил я.

– Тиша! Ты меня помнишь?

Перехватывает дыхание, сердце скачет, как мячик по ступенькам. Голос до боли знакомый.

– Я – Женя Русинова. Я видела тебя сегодня в университете.

– Женя… Женя… Русинова…

Я тупо дышу в трубку. Вахтер крякает в кулак и отходит. Вид у меня наверняка дебильный.

Русинова… Перед глазами воспоминание. Девятый класс. Сентябрь. Еще тепло. Вечер. Нам по пятнадцать. Тесный кружок одноклассников. В центре лежит бутылочка. Дурацкая игра. Но притягательная. Очередной играющий крутит бутылочку. На кого указывает горлышко, с тем нужно целоваться. Нас шестеро. Трое парней, трое девушек. Сидим через одного. Женя Русинова напротив меня. Из-под вишневого берета свисает темная челка. Под ней карие глаза. Я часто ловлю на себе их блеск. Потому что совсем не смотрю на других девушек.

Моя рука крутит пустую бутылочку. Опять попадает на грудастую Ленку. Женя отворачивается, черный хвостик волос цепляется за воротник пальто. Мы с Ленкой отходим в темноту, тычемся губами друг в друга, возвращаемся в смущении. Потом Женя отходит с Витькой. Витька ржет, их долго нет. Мне хочется разбить бутылочку и расквасить Витькин нос. Рука сгребает опавшие листья. Выбираю кленовый, самый красивый, рву зубами. На языке горечь.

В тот вечер мы с Женей так и не поцеловались. И в другой – тоже. Накануне на школьном вечере я танцевал с ней медленный танец. Я прикасался к ее телу. Я не помню более приятных мгновений за первые пятнадцать лет своей жизни.

А потом отца перевели служить из Белгорода в Приозерск, и я уехал в Казахстан. Женя Русинова была во дворе, когда я уезжал на вокзал. Я сжал в руках ее ладонь. И всё. Тонкие пальцы скребнули ноготками, когда меня позвали в машину.

Еще я обещал писать письма. И написал длиннющее письмо сразу, когда появился обратный адрес. Но ответа не получил.

– Почему ты не ответила на письмо? – спросил я в телефонную трубку.

– Я не получала, – удивилась Женя.

– А я обиделся… Подумал, что ты с Витькой… И второе не писал.

– Я тоже обиделась. Лена уверяла, что ты ей пишешь.

– Неправда!

– А я верила. Тогда мальчишки с теми заигрывали, у кого уже грудь выросла. А у меня…

– Дураки мы были… – Да.

– А я тебя сегодня совсем не узнал. Ты такая… красивая.

– Тиша… – Повисло молчание. Я вслушивался в ее дыхание.

– Что?

– Тиша, ты можешь приехать ко мне?

– Сейчас? – Да.

Я взглянул на часы. Полдвенадцатого ночи.

– Могу, – еле слышно выдохнул я.

– Приезжай обязательно. Только не говори никому, куда ты едешь. Не скажешь?

– Не скажу, – в этот момент я мог пообещать все, что угодно.

– Я живу недалеко, – она подробно объяснила, как ее найти. – Ты еще успеешь на автобус.

Мне не нужен был транспорт. Я не мог стоять неподвижно и ждать. Вахтер, наверное, успел заметить только подошвы моих кроссовок в дверном проеме. Я бежал вприпрыжку по ночным улицам.

– Женя. Ев-ге-ни-я. Же-неч-ка, – я как леденец пробовал на вкус ее имя и смаковал его.

Солидный кирпичный дом, нужный подъезд, четвертый этаж. Около ее двери я задержался. Странно, я впервые иду в двенадцать часов ночи на свидание к девушке. Ведь это свидание? Я даже не спросил, зачем она позвала. Я не спросил, одна она или нет. А что, если она с родителями, а я припрусь среди ночи? Как себя вести?

И тут в глазах помутнело. Как же я забыл! Она любовница этого мерзкого Калинина, которого собиралась убить Ирина!

А что, если Глебова соврала насчет любовницы? Ну, конечно, она наверняка все придумала, потому что ненавидит Калинина. Или ошиблась. Как я раньше не догадался! Женечка Русинова чистая и светлая!

Я люблю ее! Люблю!

Но она целовалась с Калининым. Его рука обнимала ее плечо, а потом угнездилась на талии. Она поддавалась его рукам. Кто же ты, Женя?

Палец неуверенно коснулся черной кнопки на стене. За обитой дверью замурлыкал звонок. Я хмуро смотрел на выпуклый глазок, в душе бултыхалась неприятная муть.