Поднявшись до половины лестницы, я сразу поняла, что в квартире меня кто-то поджидает. Запахло разоблачением или чем-то подобным. Этот запах накрыл меня волной, сметая на своем пути влажный венецианский воздух, ворвавшийся в квартиру, когда я открыла дверь. Думаю, у меня еще был шанс развернуться и уйти, но я заставила себя остаться. Какая-то часть меня понимала, что бежать уже поздно, к тому же мне было просто-напросто любопытно. Так или иначе, я поднялась до самого верха, чувствуя, как на глазах выступают непрошеные слезы. Это место, наверное, было единственным, которое я могла бы назвать домом.
Включив свет, я увидела, что на кресле лежит картина. Копия «Медузы», висевшая у меня над кроватью. Милый штрих. Картины Караваджо всегда беспощадно жестоки по отношению к другим произведениям искусства — все остальное на их фоне просто меркнет. Повесьте хотя бы одну его картину в зале, полном настоящих шедевров, и никто их даже не заметит. Он смотрел на картину и ждал меня, сидя в обитом бархатом кресле, которое было повернуто изогнутой спинкой к двери, мне были видны только рукава темного льняного пиджака, лежащие на ручках.
— Здравствуй, незнакомец! — сказала я скорее для себя, чем для него.
Выглядел Элвин так себе. Еще бы, попробуйте сами провести шесть недель в шкафу. Я упаковала его в три пакета для мусора, поэтому опарыши так и не завелись, но вот влажность в этом городе совершенно невыносимая.
Перед тем как одеть, его сначала вымыли. В ванне валялись вонючие мешки для мусора, на черном пластике остались белые волокна подгнившей плоти. Мягкие ткани разложились, поджелудочная железа съела сама себя, и от этого на оставшейся на скелете плоти появились сине-зеленые пятна. Тяжело дыша ртом, я обошла кресло, чтобы посмотреть на него. Метан и сероводород. Я сразу определила по запаху, ведь не зря же я в Лондоне снимала квартиру вместе со студентами с медфака. Голова, с жутко выпирающим, распухшим ярко-красным языком, была насажена на одну из моих проволочных вешалок, а пиджак находился там, где когда-то были плечи. Останки тела были аккуратно сложены в кучу на кресле, а поношенные топсайдеры «Себаго» стояли там, где должны были бы находиться ноги. На лацкане пиджака одной из английских булавок, которыми пользуются в моей химчистке, была приколота карточка. Я заставила себя протянуть руку и дотронуться до покрытой слизью кости, и на секунду мы с Элвином замерли, вместе глядя в глаза смерти. Когда я наклонилась, чтобы отколоть карточку, вешалка упала, а вместе с ней упал и Элвин, безглазая голова свалилась с кресла, ударилась о пол и покатилась к кровати. Этот стук показался мне завыванием сирены, и когда звук наконец затих, в комнате наступила такая тишина, что мне показалось, будто я слышу, как накопившаяся за время моего отсутствия пыль медленно кружится в воздухе.
Визитку я узнала сразу. Одна такая у меня уже появилась когда-то на озере Комо, когда я, как мне тогда казалось, отлично сыграла простушку, ни сном ни духом не подозревающую о смерти Кэмерона Фицпатрика. «Инспектор Ромеро да Сильва, финансовая полиция». На оборотной стороне шариковой ручкой был написан номер, а потом аккуратными печатными буквами: «Вы должны позвонить мне».
Казбич сдал меня. Казбич знал про Фицпатрика. Казбич случайно подкинул Елене идею безумного плана шантажа. Информацию о том, что со смертью Фицпатрика все не так просто, Казбич мог получить только от одного человека — да Сильвы. Казбич работал на Монкаду, за которым охотились Рено Клере и да Сильва, работавшие над делом о фальшивых картинах мафии. Но как же связаны Казбич и да Сильва? Казбич сейчас в Белграде, значит всю эту впечатляющую инсталляцию устроил да Сильва, но зачем перевешивать «Медузу»? Предсмертная просьба Казбича? Или месть с той стороны могилы, куда его тем или иным образом уже наверняка отправил Ермолов?
Вы должны позвонить мне.
Этого момента я ждала очень давно. Перешагнув через останки Элвина, я подошла к окну и посмотрела на площадь: отряда полицейских со штурмовыми щитами не было и в помине. Да Сильва позволит мне спокойно прийти к нему самой.
Я пошла в свою прекрасную ванную и приняла душ, думая, что, возможно, делаю это здесь в последний раз. Пока я мылась, пальцы будто жили собственной жизнью, извивались, словно угри, елозя по запястьям, но потом мне пришлось расцепить их и обхватить руками голову, чтобы успокоиться. Вот сюда мне наденут наручники. Совсем скоро . Не глядя на Элвина, я надела чистое хлопковое белье, джинсы, футболку и свитшот, прихватила с собой тяжелый пуховик, который купила для защиты от венецианского тумана и сырости. Вряд ли мне разрешат оставить при себе сумочку, подумала я, но на всякий случай положила туда зубную щетку, дезодорант и увлажняющий крем. А книгу мне разрешат взять? Завязав влажные волосы в узел, я посмотрела в зеркало. Привет, Джудит! Значит, все кончено. Я вышла на площадку, набрала номер и тут же услышала звонок на площади, прямо у меня под окнами, а потом в трубке раздался голос да Сильвы.
Читать дальше