Анна Дубчак - Крюк, или Анданте для одной молодой женщины, двух мертвых бабочек и нескольких мужчин

– Не знаю, – ответил Сизов.

– Можно мне пойти в это кафе и сказать, что я думаю об их музыке?

– Можешь, но лучше не надо.

– Скажи мне главное: ты будешь там со мной?

– Да. Хотя мне предстоит испытание… Будь осторожна.

– Я же знаю, лодка не зря привезла меня к этому берегу. – Она поднялась с травы и направилась к стеклянной двери кафе.

Она сразу узнала этих бородачей, Виолеттиных бородачей. Они сидели в самом углу и пили шампанское. Увидев Ольгу, они жестом пригласили ее к своему столику. Все, кто был в эту минуту в зале, завидев Ольгу, захлопали в ладоши. Она увидела себя со стороны – с высоты люстры и покраснела: парчовое платье на глазах у хохочущей публики сменилось синим атласным жилетом на золотых пуговицах и белыми чулками с подвязками.

– Мы, кажется, где-то встречались? – спросила одна борода, уписывая ломтик семги.

– Девушка, – засмеялась вторая борода, – не верьте глазам своим! Это не семга, а простая щука, но эти скоты выдают ее за семгу и сдирает за паршивую рыбешку бешеные деньги!..

– Мне до этого нет ровно никакого дела, – проговорила Ольга с трудом. – Я могу уйти в любую минуту, понятно?

– Чего уж тут непонятного, только какой же смысл был тогда вообще сюда приходить?

– Просто лодка причалила возле кафе, вот я и решила согреться.

– Разумно, а главное – логично. Шампанское будете?

– Сизов, зачем я сюда пришла, – прошептала Ольга в отчаянии. – Раньше знала, а теперь вдруг забыла. Хотя… Понимаешь, стыдно признаться, но они, эти противные бородачи, любили меня в течение этих трех лет. Они снились мне почти каждую ночь… Они заменяли мне Сергея. Сейчас мне так стыдно, Сизов, что сейчас расплачусь… Мне надо как-то от них избавиться, покончить с этим наваждением. Я устала от них. Кажется, я чувствую, должно что-то произойти. Может, тогда я и распрощаюсь с ними навсегда! Смотри, Сизов, я же говорила!

Она указала на дверь – в кафе вошла Виолетта, одетая в глухое черное платье. Она стремительно приблизилась к столику. Огненно-рыжая копна волос, губы цвета запекшейся крови, раскосые глаза…

– Привет, мальчики, – сказала она, присаживаясь на свободный стул. – Ну и место же вы выбрали! Какие-то взбесившиеся музыканты, вареная щука, лимонад вместо шампанского… Нет, мы так не договаривались! Я хочу съесть что-нибудь горячее, вкусное. И, конечно, водки! А это еще кто?

– Виолетта, это же я, Оля…

Но та ничего не ответила, а сама Ольга видела себя почему-то менее отчетливо. Вокруг потемнело, музыка стала глуше, столики сменились большой широкой постелью… Впомещении откуда-то появились колченогие стулья, на месте эстрады возник старинный клавесин. Комната была пуста.

Стало очень тихо.

– Сизов, где я? – испуганно спросила Ольга.

– В комнате Моцарта, – устало ответил Сизов. – Куда деть твою сумку, у меня сейчас оторвутся руки…

– Поставь куда-нибудь и говори, пожалуйста, потише. Смотри, вон там, в дверном косяке, вбит железный крюк. Вот туда и повесь…

Ольга села за клавесин и пробежала по клавишам.

– Я никогда не играла на клавесине… Можно, я попробую? Потихоньку?…

– Конечно.

Она заиграла.

И одновременно увидела себя со стороны – бледную, с сосредоточенным лицом, уставшую смертельно. В том месте «Анданте», где мелодия переходила в высокий регистр, и звучали трели, Ольга почувствовала, как две перламутровые бабочки взвились под потолок, покинув ее уши. Они кружились, направление полета…

Она не заметила, как в комнату вошел Моцарт. Он взял стул, присел рядом, и они заиграли в четыре руки. У гениального композитора почему-то было тоже усталое лицо. Когда они кончили играть, Ольга взяла руку Амадея и поднесла к губам. На ее глаза навернулись слезы.

– Я принесла твою пряжку, Моцарт! Я же все понимаю – все бреши должны быть заполнены. Я возвращаюсь обратно…

Моцарт ответил ей что-то по-немецки или по-австрийски. Потом ласково потрепал по щеке и поцеловал.

– Что он сказал? – спросила Ольга, машинально поднимая голову к высокому сводчатому потолку.

– Он сказал, чтобы ты оставила эту пряжку себе на память – может, еще встретитесь…

– Неужели? – Ольга прижала пряжку к груди. Ей захотелось обнять Моцарта. – Какой же ты красивый, Амадей. Это ничего, что я на «ты»? – Глаза ее блестели, щеки разрумянились. – Я рада, что ты жив и здоров… Пиши, Моцарт, пиши больше! И еще: спасибо тебе за «Анданте»… – Она поцеловала его в напудренный парик и, чувствуя, как ее подхватывает какой-то невидимый, мощный и теплый поток воздуха, крикнула: – Только бы мне не забыть эту мелодию! Только бы не забыть…