Татьяна Устинова - На одном дыхании!

– Откуда?.. Откуда?..

– Мы подняли архивы, – железным голосом сказала Глафира. – Это не так трудно. В конце концов, о том, что у вас был ребенок, знали многие. Например, Ольга Красильченко, отличная журналистка и просто хороший человек. А дальше все просто. Она разыскала бумаги из роддома, в котором вы лежали, и выяснилось, что был такой мальчик по фамилии Савушкин. А это фамилия Веры Васильевны.

– Это ничего не меняет, – хрипло выговорила Марина. – Все равно. Мне все равно. Он умер моим мужем. И я свободна и богата.

– Он не умер, – поправила Глафира. – Вы просчитались. И уже никогда вы не будете свободной.

Она ринулась вон из квартиры, задыхаясь и трясясь, спотыкаясь, пробежала по лестнице, выскочила из подъезда и нос к носу столкнулась с Прохоровым.

Господи, за что мне это? Я больше не хочу. Я больше не могу. Я больше не выдержу.

– Глаша, мне нужно с тобой поговорить.

– Как ты меня нашел?

– Я… ехал за тобой. Ну какая разница, Глаша?!

Глафира нашарила в кармане брелок и открыла машину.

– Как поживает кошка Дженнифер?

– Что?

Глафира полезла в джип.

– Андрей, я не хочу с тобой разговаривать. Никогда. Ни о чем. У меня правда нет больше сил.

– Ты должна со мной поговорить, Глафира.

Она запустила двигатель. В горле саднило, и в глазах все странно плыло.

– Я тебе ничего не должна, Андрей. Я Дэну Столетову должна десять рублей, он мне на улице подал. – Прохоров вытаращил глаза. – Но мы с ним сами разберемся. Пока. Дженнифер привет передавай.

– Глафира!

– Если ты хочешь говорить про журнал, то это не ко мне, а к Разлогову. Вот он прилетит, поговори с ним. Может, он тебе его продаст?

– Как… прилетит? Откуда он прилетит, Глафира?!

Она махнула перчаткой куда-то в небо:

– Оттуда.

– Да ладно!

– Да точно тебе говорю! У Варьки на этот счет целая теория есть.

– Марк, ты в институте учился? Это называется, для необразованных, вероятностный процесс. Случайный.

– Это называется естественный отбор, Разлогов! Побеждает сильнейший.

– И что это значит?

– Это значит, что будет мальчик. Глафира после твоего феерического возвращения так раскисла, что…

– Ничего не понял, – признался Разлогов, выкручивая руль. – Ни слова. Какая теория-то?!

– Очень простая. Мне Варька уже полгода ее излагает. Побеждает сильнейший, понимаешь? Не кто больше денег зарабатывает и не тот, кто начальник, понимаешь? А тот, кто уверенней себя чувствует. Тот, кто в паре более… защищен. Тот, кто знает, что его никогда не бросят, не предадут и… В общем, тот, кто сильнее. Вот у нас с Варькой может быть только девочка. А у вас мальчик.

– Потому что ты ее никогда не бросишь и не предашь или потому, что она сильнее?

Волошин посмотрел с подозрением – не смеется ли. Разлогов был чрезвычайно серьезен.

– Хорошо, а у нас тогда почему мальчик?

– Да потому что Глафира совсем раскисла, говорю же! Висит у тебя на шее день и ночь.

– А мне это нравится.

– Очень хорошо. Но в данный момент ты победитель, а не она!

– Ахинея какая-то, – подумав, сказал Разлогов. – Заедем в школу, а? Глафира велела Вовку тоже привести.

– Заедем, – согласился Волошин.

Джип повернул в тесный, уставленный машинами переулок в центре старой Москвы и стал медленно пробираться к зданию школы.

– Как он? – спросил Волошин, разглядывая школу. – Привык?

– Привыкает потихоньку. В субботу пошли к Белоключевскому лошадей посмотреть, так он потом три часа рыдал, что жеребят держат в отдельном загоне. Он думал, что это такой лошадиный детский дом. Насилу мы его успокоили.

– А про мать не спрашивает? – осторожно поинтересовался Волошин.

– Глафира ему мать, – отрезал Разлогов, – и точка! И не хочу я больше вспоминать, Марк! Все. Только вперед.

– А ты не думал, что…

– Сто раз думал! И ничего не придумал. Доказать ничего нельзя. Вера умерла от сердечного приступа, как и я должен был, если бы тогда Глафира не подоспела! Мы заключили с Мариной соглашение. Я не пытаюсь ее посадить, а она не пытается испортить мне жизнь. Из Иркутска не выезжает, играет там в театре. Это я могу проконтролировать. И все. Правда, больше не хочу, Марк. – Он вдруг нацепил на нос темные очки. – Я хочу свою жизнь. Я слишком долго жил какой-то чужой.

– Ненастоящей, – подсказал Волошин.

– Ненастоящей, – согласился Разлогов, – театральной. А у меня жена, работа и полтора ребенка.

– Я думал, что для тебя самое главное – Марина. Я долго так думал! Я не понимал, что у вас за отношения с Глафирой! У тебя бабы, у нее мужики…