Татьяна Устинова - На одном дыхании!

И ему так хотелось, чтобы она еще раз сказала, что у него красивая спина, или рука, или нос, просто для того, чтобы это услышать, и потом жить, зная это и упиваясь, потому что вдруг оказалось, что это очень важно, так важно, как ничто на свете!

Оказалось, что просто жить – дышать, двигаться, заниматься любовью на холодном кабинетном диване, смотреть в глаза, чувствовать жар и страх – это очень важно. Еще утром он думал с ожесточением, что умрет, и наплевать, и ладно, Разлогов уже умер. Хорошо ему, Разлогову, у него все позади. А потом оказалось, что Разлогов не умер, и он, Волошин, не умер тоже, а, наоборот, воскрес, как будто хлебнул «живой воды» из той самой установки, схему которой порвала в клочки разлоговская собака Димка!..

Потом они долго лежали молча, словно привыкая друг к другу и к странному состоянию близости – диван был узкий, и «отдалиться» у них все равно не получилось бы.

Варя приподнялась и прижалась ухом к его виску. Кожей Волошин чувствовал ее сережку.

– Ты что?

– Вот как мне подслушать, о чем ты думаешь?

– Зачем?

– Мне хочется.

– Слышно?

Она заглянула ему в лицо.

– Нет.

Он усмехнулся, чувствуя себя очень взрослым и умным.

– Ты же так близко! И все, что у тебя в голове, тоже очень близко, и мы только что занимались любовью, и ты был совсем… близко…

– Это точно.

– А я ничего не слышу. Как это может быть?

– Я думал, что в понедельник должен тебя уволить, – признался Волошин неизвестно зачем. Он думал об этом давным-давно.

Она зевнула.

– Увольняй.

– Как?! Тебе все равно?

– Ничего мне не все равно, Марк. Но если ты решил меня уволить, то ведь все равно уволишь.

– Это неправильный ответ, – вдруг вспылил Волошин, – ты должна меня уговаривать! Умолять и все в таком роде. Ты что, хочешь уйти?

– Нет. Но ты все равно можешь меня уволить, а я, конечно, могу тебя умолять, если тебе хочется! – Тут она как-то подвинулась, так что ее губы оказались возле самого его уха. – Я могу начать умолять тебя прямо сейчас. Или тебе нужен перерыв?

– Никакой перерыв мне не нужен, – с трудом сообразив, о чем она спрашивает, выговорил Волошин. – Можешь начинать.

Утро понедельника наступило, и пошел снег густой-густой, словно пенное море колыхалось над капотом разлоговского джипа. «Дворники» мотались у Глафиры перед носом, но все равно было почти ничего не видно.

Все воскресенье Глафира боялась, что это утро наступит, боялась и… ждала его. Она чувствовала, что именно в это утро изменится вся ее жизнь.

– Как ты считаешь, сюда?..

Дэн Столетов, который выражал самое горячее желание поехать с ней, теперь притих и сгорбился, предстоящее дело его как будто пугало.

– Я не знаю.

– Наверное, сюда, а куда еще?..

– Может, спросим?

Глафира выкрутила руль и стала осторожно спускаться по длинной и узкой улочке вниз.

– Я не хочу спрашивать, Дэн. Представляешь, какой мы сейчас с тобой тут переполох наделаем! Городок маленький, а мы еще на такой машине приперлись! Как это я не догадалась…

– Чего?

– Взять чего-нибудь поменьше.

– А что у тебя есть поменьше?

Глафира глянула в его сторону и вдруг улыбнулась.

– Разлоговский представительский «Мерседес». К нему прилагается водитель.

Дэн фыркнул:

– Вот был бы номер.

– Я боюсь, – призналась Глафира. – Ужасно.

– Смотри, вот, наверное! Чего там написано, на вывеске?

– Я не вижу, Дэн.

Перегнувшись, они смотрели через стекло и синхронно шевелили губами. Снег все валил.

– Ну все правильно. Муниципальный детский дом, город Углич. Приехали.

Глафира приткнула джип к тротуару и принялась старательно застегивать куртку. Застегнув куртку, она намотала на шею свой знаменитый шарф, посмотрелась в зеркало, достала сумку и стала в ней рыться.

Дэн Столетов стоял на улице и смотрел на нее. Потом обошел машину, распахнул водительскую дверь. Глафира чуть не вывалилась.

– Вылезай, – сказал он и за рукав потянул ее из машины. – Тебе осталось совсем чуть-чуть. Не трусь.

– Я боюсь, Дэн.

– Я знаю.

– А что мы будем делать, если нас выгонят?

– Нас не выгонят. Ты звонила и разговаривала с директрисой! При мне. У нее какое-то странное имя.

– Наталина, – сказала Глафира, и зубы у нее стукнули. – Ничего не странное, просто польское имя. Должно быть, она… «полячка младая»!

– Значит, нас не выгонят, – резонно заключил Дэн. – Вылезай, а?..

Она кое-как выбралась из джипа, поскользнулась, чуть не упала. Дэн ее поддержал.