— Мы останемся в экипаже, сначала пусть Франклин и Диверс убедятся в том, что это не ловушка, — сказал Грей.
— Никакой ловушки нет, — проворчала вдова, но Грей не обратил на нее внимания.
Охранники осмотрели дом снаружи, потом, постучав, прошли внутрь. Несколько минут спустя они появились снова и открыли дверцу экипажа.
— Похоже, что опасности нет, милорд, — сказал Диверс. — И все же… в таком месте, как это, предосторожность не помешает.
Грей, кивнув, повернулся к Корали.
— Ты уверена, что не хочешь остаться в экипаже? Ладно, вижу, что ты не останешься. Идем. — Взяв ее за руку, он сначала помог ей, а потом вдове выйти из экипажа.
— Она ждет вас, — сказала миссис Камминз. — Хочет получить вознаграждение. Она не будет чинить препятствий.
Корри очень надеялась на это. Она хотела лишь взять ребенка и уехать домой.
Грей придержал входную дверь, которая наклонилась под каким-то странным углом, и они вошли внутрь дома. Там было так же грязно, как повсюду в этом квартале: невымытые тарелки на столе, грязная чугунная сковорода на каком-то сооружении, заменяющем плиту, дохлая крыса на куче тряпья в углу.
Корали услышала плач ребенка — вернее, жалобный звук, который напомнил ей о маленьком Джонатане.
— Где он? — спросила она, и Грей, услышав, как дрожит ее голос, взял ее за руку, чтобы успокоить.
— Сейчас она его принесет.
И тут появилась неряшливая тучная женщина в фартуке, повязанном вокруг необъятной талии, которая держала в толстых руках младенца, завернутого в грязное шерстяное одеяло.
— Это он… Джошуа, — сказала она.
— Нам нужно взглянуть на него, — сказал Грей.
Женщина отогнула кончик одеяла, и они увидели ребеночка с белокурыми волосами и темно-карими глазками. Он был меньше, чем Корри себе представляла, и очень худой, буквально на грани истощения. Было видно, что его никогда досыта не кормили и что он не видел ни заботы, ни ласки. Щечки у него ввалились, а в глазах была пустота. Голова его беспомощно болталась, свешиваясь с руки женщины.
У Корри защемило сердце. Она протянула руку и, сдвинув край одеяла чуть ниже, увидела то, что искала: родимое пятнышко, как у Лорел, на его плече. Глаза Корри наполнились слезами.
— Дайте его мне, — потребовала она.
— Не дам, пока не получу деньги.
— Да получите вы свои проклятые деньги! — сказала она, глядя сквозь слезы на Грея. Он отдал ей портмоне с золотыми монетами, выписал банковский чек на остальную сумму, и женщина отдала ребенка Корали.
— Все в порядке, миленький, — приговаривала Корри, целуя малыша в щечку. — Ты едешь домой. И никто никогда больше тебя не обидит.
Грей быстро закончил финансовые расчеты, и они вышли из дома. В экипаже Корри выбросила из окошка грязное одеяло и с помощью Грея завернула малыша в мягкое чистое шерстяное одеяльце, которое оставил на сиденье Самир.
Ребенок прижался к мягкому одеяльцу, и у Корри от жалости заныло сердце. Малыш даже не знал, что такое уют и тепло.
— У него есть родимое пятно, как у моего отца, — тихо сказала она, когда экипаж, выехав с грязной улицы, взял курс на Мейфэр. — Так что это наверняка Джошуа Майкл.
— Даже если бы это был не он, я не оставил бы его там, — заметил Грей. — Тем более когда увидел, как ты на него смотришь.
Она посмотрела в сторону, подумав, что очень сильно любит человека, за которого вышла замуж. Хорошо бы, конечно, набраться храбрости и сказать ему об этом.
— С тобой будет все в порядке, миленький, — сказала она, прижавшись к мягкой щечке младенца. — Ты поправишься и вырастешь сильным, как твой папа. — Повернувшись к Грею, она увидела, что он смотрит на ребенка с такой нежностью, какой она раньше у него не замечала.
— С ним должно быть все в порядке, Грей. Еще одной смерти я не вынесу.
— Джошуа не умрет. Он сумел прожить так долго почти без всякого ухода. А теперь у него есть ты и его семья. И все готовы его любить. Уж мы позаботимся о том, чтобы он вырос сильным и здоровым.
Она очень любила этого человека. И уже полюбила малыша, которого держала на руках. Поцеловав малыша еще разок в макушку, она мысленно обратилась к Лорел: «Я нашла его. Я нашла твоего сына, дорогая сестра. Ты сможешь спать спокойно».
Грей в нетерпении ходил туда-сюда по комнате. Ему хотелось поскорее уехать из Лондона. У него было дело к Томасу Мортону — весьма личного свойства. Настолько личное, что он даже не написал об этом ни Дольфу, ни мужчинам из своей семьи. Он хотел сам посмотреть в его глаза и своими ушами услышать о том, что произошло в ту ночь, когда была убита Лорел Уитмор. Он сам хотел увидеть, как этого злодея закуют в кандалы.
Читать дальше