Линда Ховард - Теперь ты ее видишь

Стоило Суини приблизиться к перекрестку, светофор переключился, и зажглась надпись «идите». Она уже успела привыкнуть к тому, что ей не приходится торчать на углах, дожидаясь смены сигнала. Несколько водителей, конечно, взбесились из-за столь быстрого отключения зеленого света, но это их трудности. Переходя улицу, Суини едва удержалась от того, чтобы насмешливо не улыбнуться им. Она ненавидела попусту терять время, а ожидание на тротуаре, несомненно, пустая трата времени. Суини до такой степени дорожила каждой секундой, которую можно было посвятить работе, что считала потерянным даже время, отведенное на еду.

Но только не время для сна. Суини обожала поспать. Больше всего она любила засидеться за работой до глубокой ночи, пока ее не охватывало изнеможение и восхитительное чувство усталости. И вот тогда она забывалась, словно провалившись в черную дыру. Единственное, что могло сделать этот процесс еще более приятным, — это дождь. Отход ко сну под шум дождя приносил ей почти плотское наслаждение.

Вдобавок в такие дни сон становился настоящим приключением, поскольку вместе с ним являлись сновидения. Сны Суини всегда были цветными, но в последнее время радуга ее грез превращалась в буйный каскад ослепительных, едва ли не болезненно-живых красок в стиле текниколор. Оттенки ее снов, такие насыщенные и волнующие, очаровывали Суини. Проснувшись, она пыталась передать их на холсте, но всякий раз убеждалась, что они не подходят к ее творениям, да и в любом случае их невозможно воспроизвести. Они шли вразрез с утонченной, изысканной манерой, всегда отличавшей ее работы. И все же Суини восхищали эти цвета, и по утрам она бывала разочарована тем, что ее память не в силах ухватить и удержать краски ночных видений.

Суини доела хот-дог, бросила бумажку в урну и провела пальцем по губам, стирая остатки соуса. Она не слишком жаловала сосиски, поэтому, чтобы не замечать их вкус, обильно сдабривала горчицей. Конечно, Суини могла бы есть и что-нибудь повкуснее, однако старик торговец всегда был под рукой, а ей так нравилось его лицо, что она не желала проходить мимо и отказываться от сэкономленных секунд, которые сулило ей «быстрое питание». И не только на улице — даже вернувшись домой, она уже не тратила время на еду.

По тротуару шагали люди, почти не разговаривая друг с другом — разве что по мобильным телефонам — и лишь изредка встречаясь глазами. Суини беззастенчиво изучала их лица, зная, что они вряд ли обратят на нее внимание и заметят ее интерес. Она равнодушно отворачивалась от полупрозрачных лиц. Это было нетрудно. Даже призраки, как местные жители, избегали прямого взгляда в глаза.

Великое множество лиц, которые Суини встречала в Нью-Йорке, служили ей неиссякаемым источником свежих впечатлений и вдохновения. Париж… что ж, Париж тоже недурен, однако само его название было не по душе Суини, Она знавала немало претенциозных художников, таких, как ее мать, считавших каждую поездку на этюды в Париж огромным событием в жизни. В богемной среде Парижа Суини чувствовала себя чужой. Не то чтобы общество художников Нью-Йорка было ей ближе, нет, однако просторы этого города позволяли раствориться в толпе. Предложение Кандры перебраться в Нью-Йорк оказалось для Суини настоящим благом. И хотя она знала, что в один прекрасный день уедет отсвада, пока ей здесь нравилось.

Когда-нибудь Нью-Йорк прискучит ей; в каких бы местах ни жила Суини, они постепенно ей надоедали. До сих пор ей не случалось писать тропические ландшафты, и она уже мечтала о будущем переезде на Бора-Бора, хотя при таком финансовом положении скорее всего придется поселиться где-нибудь во Флориде. В конце концов, пальма — она и в Майами пальма. Ну а пока Суини не надоели человеческие лица, Нью-Йорк — лучшее место для нее.

Из соображений безопасности в салон Кандры вели две стеклянные двустворчатые двери; внешняя, по настоянию Ричарда, была пуленепробиваемой. На дверях скромными маленькими буквами значилось: «Галерея Уорт». Ни украшений, ни завитушек. И это очень нравилось Суини. От вычурных золоченых надписей к горлу подступала тошнота.

Как всегда, первым, кто представал перед глазами посетителей, был Кай, и Суини считала, что он сам по себе — весьма достойное зрелище. Кай красив, и этим все сказано. Суини полагала, что Кай выполняет обязанности секретаря в приемной, хотя и не знала наверняка, как официально именуется его должность и есть ли у нее вообще какое-нибудь название. Судя по взглядам, которые бросала на него женская половина клиентуры, главным занятием Кая было присутствие в салоне, а больше от него ничего и не требовалось. Его блестящие черные волосы до плеч, узкие темные глаза над безупречно изваянными скулами и полные чувственные губы наводили Суини на мысль о том, что в жилах Кая течет полинезийская кровь. Почему-то его внешность укрепляла ее в страстном желании нарисовать пальму. Кай, человек весьма занятой, в свободное время подрабатывал натурщиком и посещал вечерние художественные курсы.