Марина Крамер - Дар великой любви, или Я не умею прощать

Он смутно помнил, как и что происходило между ними этой ночью, настолько растворился в ней. Она забрала его целиком, ухитрившись даже заставить забыть о Марго. И только утром, когда он снова заговорил об отъезде, Мэри прорвалась и высказала ему то, что, видимо, носила в себе все эти годы. Бедная дурочка, все-таки она ревнует, надо же…

Он сумел убедить ее хорошо известным способом, против которого бессильна любая женщина, даже такая, как Мэри. Но в душе все равно шевелилось неприятное чувство, что она права. Марго – его боль на всю жизнь. Сколько бы ни было отмерено ему, Алексу.

Он провел рядом с Мэри весь день, не выпускал ее из рук, словно боясь, что она пропадет, исчезнет. Ему нравилось это ощущение – когда своенравная девушка не сопротивляется, а спокойно позволяет любить себя, прикасаться, отвечает на любое его движение. Определенно у них все могло бы быть хорошо…

Он уснул, обнимая Мэри, а проснулся рано утром в одиночестве. «Курит, наверное», – подумал он и вышел в кухню, однако там было пусто. Мундштук лежал около пустой пепельницы, рядом – зажигалка и чашка, на дне которой только кофейная гуща. Джезва на плите холодная. Куда могла уйти Мэри, для которой утренний подъем – невозможная пытка? Только к Марго.

Алекс оделся и, прихватив из кармана связку ключей, на которой имелся и ключ от квартиры Марго, спустился вниз.

Он уже тянулся ключом к скважине, когда по спине вдруг пробежал холодок предчувствия. Задержав дыхание, Алекс присмотрелся и обнаружил, что обшивка двери чуть надорвана, и из образовавшейся дыры торчит уголок какой-то пластиковой коробки. Стараясь не дышать, он нагнулся к самой дыре и увидел то, чего опасался. В разорванной обшивке уютно устроилось миниатюрное взрывное устройство. Такие штучки Алекс не раз устанавливал сам и знал, что силы взрыва как раз хватит, чтобы разнести квартиру Марго вдребезги, а тех, кто окажется у двери, превратить в фарш.

– Ну, совсем хорошо, – выдохнул он, сделав три осторожных шага назад. – И кто ж это устроил? Ну, Мэри, сильно ты кому-то мешаешь, девочка моя… Знать бы еще, кому. Потому что причину я знаю.

Он закурил, разглядывая устройство, и вдруг почувствовал, что с той стороны двери кто-то стоит. И этот кто-то, разумеется, Мэри – хотя он позвонил Марго и велел им обеим не подходить. Но когда Мэри его слушала!

Алекс метнул злобный взгляд в глазок, и точно – там мелькнула тень. Значит, опять ослушалась! Ну что за настырная девка, что за характер! Мало того что подставила Марго, так еще имеет наглость мешать ему. Ничего, только бы убрать чертову коробку – и тогда уж он объяснит красотке, как нужно вести себя с мужчиной.

Руки не дрожали – с чего им дрожать, Алекс не впервые видел такие вещи, и снимать их тоже приходилось. Но сейчас дело осложнялось тем, что нужно работать быстро и тихо, в любой момент на площадке мог кто-нибудь появиться. Ну, и две женщины в квартире – две женщины, чья жизнь ему дороже собственной. Пара точных движений быстрых пальцев – и все, грозное оружие превратилось в обычную коробочку. Алекс выдохнул, смахнул тыльной стороной ладони капли пота, выступившие на висках от напряжения, потрогал зачем-то дыру в обивке двери и только потом нажал на кнопку звонка. В квартире молчали. Алекс было разозлился, но потом сообразил, что обещал сперва позвонить по телефону. Набрав номер, услышал какой-то мертвый голос Марго и велел открыть дверь.

Против ожидания, открыла Мэри – бледная, с расширившимися зрачками. Посторонившись, она впустила его и, когда он закрыл дверь, обхватила его руками и завыла. Алекс опешил, попытался оторвать руки Мэри от себя, чтобы заглянуть в лицо, но та мотала головой и только сильнее сжимала пальцы.

– Прости… прости меня… я не знала… – лепетала она сквозь слезы, и Алекс чувствовал, что Мэри напугана так, что дальше некуда.

Он прижал ее к себе и пробормотал куда-то в волосы:

– Ну, что ты, успокойся. Все хорошо.

На плач Мэри из комнаты выглянула такая же бледная Марго, но, увидев, как Алекс обнимает подругу, скрылась. Алекс же гладил вздрагивающие плечи Мэри и с трудом разбирал то, что та бормочет. Лишь последняя фраза, которую она произнесла, оторвав залитое слезами лицо от его рубашки, прозвучала почти четко:

– Я так испугалась… так испугалась за тебя… что вдруг – и никогда, понимаешь… больше – никогда…

Эти слова сказали Алексу куда больше, чем простое и затертое уже «я люблю тебя».

Я увидела его в дверном проеме и почувствовала, как слабеют ноги и становится ватным все тело. Даже злые глаза не испугали, я не верила, что он может сейчас быть по-настоящему зол. Я не выдержала, повисла на нем и впала в истерику, заливая слезами его рубашку и бормоча что-то несвязное. Алекс сперва растерялся, но потом вдруг прижал меня к себе и начал гладить по плечам, шептать что-то. Я же захлебывалась от переполнявших меня эмоций и слов, торопилась высказать все, что пережила за те минуты, что он был там, за дверью, а я не знала, все ли с ним в порядке. И вот он – здесь, живой, целый. Я трогаю, словно хочу убедиться, словно не верю глазам…