Марина Крамер - Дар великой любви, или Я не умею прощать

Положив трубку, Алекс задумался. Если все так, как он только что услышал, то нужно срочно предпринимать какие-то шаги и прикрывать ее, чтобы вдруг чего не получилось. Сам он сделать этого не может – нельзя «светить лицом», да и Мэри в последнее время с трудом терпит его общество. Джеф отпадал. Во-первых, они до сих пор были не в ладах из-за Марго, а во-вторых, на днях Джеф уедет куда-то в Африку. Тупик…

Оставался «резервный канал». Этот вариант не нравился Алексу прежде всего тем, что «канал» звался Викторией и был женщиной. По определению Алекс считал всех женщин не особенно умными, а следовательно, непригодными для некоторых видов деятельности. Но выбора не было, Мэри нуждалась в защите, а ничего лучше Алекс придумать не мог.

Со вздохом он вынул со дна чемодана мобильник и набрал номер. Трубку никто не брал, и Алекс начал нервничать – мало того что приходится обращаться к профурсетке, так она еще имеет наглость не отвечать на звонок! Но потом, переведя взгляд на часы, понял причину. Нормальные люди в пятом часу утра спят. Он уже потянулся к клавише отбоя, когда в трубке щелкнуло и раздался хриплый сонный голос:

– Алло.

– Вик, есть желание встретиться и пообщаться.

Это была условная фраза, с которой на этот номер мог позвонить только он, поэтому девушка на том конце моментально проснулась:

– Да-да, конечно, я тоже очень скучала.

– Завтра в десять в ГУМе у бутика фарфора.

– Как я вас узнаю?

– Не беспокойся, не перепутаешь. На мне будет черно-белый шарф.

Алекс положил трубку, не дожидаясь новых вопросов и не желая больше ничего объяснять.

Ровно в десять утра он медленно прогуливался вдоль витрины, заставленной фарфоровыми безделушками, и делал вид, что рассматривает их с интересом. На самом деле одна привлекла его внимание – изящная фарфоровая пара в испанских костюмах, тореадор и девушка в красно-черном платье. Повинуясь порыву, Алекс вошел внутрь и попросил показать понравившуюся вешичку поближе. Расплатившись, вышел и подумал, что стал сентиментальным и нелепым в подобных порывах – сперва камея, теперь вот – парочка эта. Камею, кстати, он часто видел на Мэри – та носила ее под горлом на белой блузке.

– Простите, вы не меня ждете? – раздалось за спиной.

Алекс резво обернулся и замер – на него смотрела свысока, чуть склонив коротко остриженную голову, платиновая блондинка шикарных форм, одетая в джинсовую мини-юбку, кожаную куртку и высокие, до колен, сапоги. Чтобы смотреть свысока на него, отнюдь не среднего роста мужчину, требовались выдающиеся данные, и у девицы они были…

– Я Вика.

«Кошмар», – со вздохом констатировал про себя Алекс.

– Значит, я жду вас, и вы опоздали, – процедил он. – Сейчас уже десять минут одиннадцатого.

Его тон моментально сбил девушку с игривого настроя, она смутилась, покраснела и пробормотала извинения.

– Идемте отсюда, посидим в кафе.

Алекс двинулся вперед, даже не заботясь о том, пошла ли девушка за ним или так и осталась на месте. В кондитерской он сел за столик, опустил пакет со статуэткой на стул рядом, и напротив него тут же оказалась Вика, все еще розовая от его отповеди.

– Кофе?

– Я на диете, – пробормотала она, совсем смутившись, и Алекс поморщился – что за новая мода? Ну, крупная девка, кость такая – при чем тут диеты?

– Как хотите.

– Вы не представились, – пролепетала Вика, совсем теряясь под его пристальным взглядом и отводя глаза.

– Зови меня просто – Михаил Боярский, – перейдя на «ты», съязвил он.

– Хорошо… – если она и удивилась, то вида не подала.

– Значит, так, дорогая. Задание твое будет простым и совершенно безопасным. Вот девушка, – Алекс пощелкал клавишами мобильного и показал Вике фото, с которого в упор смотрела Мэри. – Запомнила? Зовут ее Мэри. Живет в центре, адрес запомнишь. Работает… кстати, ты случайно не танцуешь? – Он иронично усмехнулся, однако девушка вдруг удивила его до немоты:

– У меня В-класс был по бальным танцам раньше, потом травма, пришлось прекратить, а что?

Алекс едва проморгался, пытаясь представить себе эту… малышку, хм… на паркете. В его представлении дамы с габаритами вряд ли могли соперничать с такими, как Мэри, – слишком уж разные категории, слишком разный внешний вид. Он помнил свой единственный танец в Цюрихе, в небольшом зале. Только он, Мэри – и танго с немецким вокалом. Мэри настолько органично входила в эту музыку и была так притягательна, что даже сейчас у него шевельнулось что-то внутри, как заноза, и захотелось увидеть ее, такую, как тогда – в длинной юбке и черной свободной майке, с мокрыми волосами, свисающими по щекам, с высоко вздымающейся от глубокого неровного дыхания грудью.