Филлис Уитни - Грозовая обитель

Только к вечеру гроза утихла, и лучи заката стали пробиваться сквозь серую гряду облаков. Все еще дул порывистый холодный ветер, доски палубы пропитались влагой и стали скользкими под ногами, но Камилла при первой же возможности вышла из салона, чтобы насладиться видом крутых скалистых берегов Гудзона. Пароход скользил по излучине реки; казалось, он очутился в замкнутом островерхими скалами пространстве, напоминавшем большое озеро. Судя по всему, начинался Хаблендс, здесь река прорезала горный массив. Камилла с замиранием сердца наблюдала, как пароход огибает очередной утес, за которым непременно открывался участок водного пути.

Впереди, на западном берегу, неясно вырисовывалась громада горы, чья каменная голова запечатлела свой смутный профиль на фоне неба.

— Это Грозовая гора, — произнес тихий голос над самым ее ухом.

Камилла быстро обернулась и обнаружила рядом с собой нового знакомого. На этот раз она не стала ждать, а пустилась с места в карьер, чтобы не дать ему возможности увильнуть от ответа.

— Могу ли я узнать, почему вы так пренебрежительно отзываетесь о Джаддах?

Он вовсе не был смущен неожиданным вопросом. Едва заметная усмешка тронула уголки его губ — и исчезла.

— Мне уже давно следовало представиться, — сказал он. — Меня зовут Росс Грейнджер. На протяжении десяти последних лет — или около того — я работаю с Оррином Джаддом в качестве помощника. Ваше сообщение о его внезапной болезни повергло меня в шок, поскольку выглядел он ничуть не хуже, чем обычно, когда я расстался с ним на прошлой неделе.

Ее глаза расширились от изумления.

— Значит, вы и есть тот самый человек, с которым мистер Помптон хотел встретиться в Нью-Йорке. Наверное, вы с ним разминулись.

— Очень может быть, — согласился он и вновь погрузился в созерцание пейзажа. Затем добавил: — Отсюда виден дом. Вон там, у подножия горы — это и есть Грозовая Обитель.

Благодаря своему расположению дом господствовал над речной излучиной; его архитектурный облик по своей фантастической выразительности не уступал самым смелым грезам ее детства. Камилла знала, что Оррин Джадд построил этот дом, руководствуясь только собственным вкусом; по-видимому, он не считал нужным обуздывать свое буйное воображение. Здание представляло собой конгломерат деревянных башен и причудливых мишурных завитушек, напоминавших имбирные пряники-домики с покатыми крышами, из-под которых выглядывали фронтоны и слуховые оконца. Широкая полукруглая веранда была обращена к реке, и Камилла окинула ее пристальным взглядом, рассчитывая увидеть какого-нибудь члена семейства Джаддов, наблюдающего за прибытием парохода. Однако на веранде, равно как и во дворе, никого не было. Пустые глазницы окон закрыты ставнями. Похоже, дом не знал Камиллу, не ждал ее и не готовился к встрече.

Башни уже были не такими яркими, какими описывала их Алтея Кинг. Давно не крашенный дом под воздействием дождей и ветров приобрел грязновато-серый оттенок; окруженный деревьями, он казался необитаемым, зачарованным, отгороженным колдуном от внешнего мира. Не дом, а рисунок со страниц фантастического романа.

— Какое странное и чудесное место, — мягко проговорила Камилла. — Я чувствую, как влюбляюсь во все, что связано с Грозовой Обителью.

Росс Грейнджер слегка усмехнулся.

— На вашем месте я не стал бы приближаться к этому дому с заранее припасенными сентиментальными чувствами. Вас может постигнуть большое разочарование.

Она не позволила его словам как-то повлиять на ее готовность восторгаться увиденным. Даже если дом пока не признал ее, со временем ситуация изменится. Как сможет он отказать ей в этом, если Камилла приехала сюда с открытой душой, чтобы предложить ему любовь внучки, вернувшейся в родные пенаты.

— Странно подумать, что моя мать выросла в этом месте, — пробормотала она.

— Как она сбежала отсюда? — сухо спросил Росс Грейнджер.

«Какой неприятный человек, — сказала она себе, — бесчувственный, недобрый». Но в этот момент — момент предвкушения радостной встречи — ей была ненавистна мысль об осуждении кого бы то ни было, и она смягчилась. Возможно, он и в самом деле не знал историю бегства ее матери.

— Мой отец приехал в Уэстклифф учительствовать, — сообщила она, — и моя мать в него влюбилась. Но дедушка Оррин имел иные планы относительно будущего своей дочери. Конечно, бедный школьный учитель не мог оказаться подходящей для нее партией. Поэтому в одну прекрасную ночь они сбежали в Нью-Йорк и там поженились. Дед так и не простил ее, и она вернулась в дом своего детства только один раз — перед смертью.