Стоявший у причала пароход оказался одним из самых быстроходных судов, бороздивших Гудзон: четырехпалубный, сверкающий белизной, с золотистой полоской, тянувшейся вдоль борта. Туристический сезон еще не начался, но установилось бесперебойное сообщение между Нью-Йорком и Олбани; когда Камилла появилась на пирсе, многие пассажиры уже заняли свои места.
День снова выдался пасмурный. Заряженный электричеством воздух и резкий, порывистый ветер предвещали грозу; вместе с дыханием в грудь проникало разлитое в атмосфере беспокойство. Для первого дня апреля было холодновато, река встречала гостей не слишком дружелюбно, и большая часть пассажиров обратилась в бегство, ретировавшись с палуб в комфортабельные, белые с золотом салоны.
Ввиду кратковременности предстоящей поездки для Камиллы не было заказано место в каюте; сдав в багаж свой неказистый чемодан, она по большой лестнице, скользя рукой по перилам красного дерева, поднялась в главный салон, где пассажиры укрывались от капризов погоды. Оглядев помещение, Камилла поняла, что его комфортабельная замкнутость не соответствует ее настроению. Ей захотелось выйти наружу — туда, где бушует стихия.
Она спустила со шляпы вуаль и завязала ее бантом под подбородком. Затем вышла на палубу, под порывы яростного ветра. Издавая негромкие гудки, пароход отчалил от пирса, развернулся кормой к нью-йоркской гавани и двинулся вверх по Гудзону. Гребные колеса вспенивали дорожку в его кильватере, на расходившихся волнах раскачивались суденышки меньшего размера. Охваченные предгрозовым возбуждением чайки парили над рекой, пристраиваясь к мощным воздушным струям.
Всевозможные речные суда — баржи, паромы, барки, буксиры, парусные шлюпки — с потешной целеустремленностью сновали взад-вперед, каждое занималось своим делом. Ветер разрумянил щеки Камиллы. Она наслаждалась влажным воздухом с особым, резким соленым запахом.
Кроме нее, только один пассажир разрумянил выбраться на палубу. Это был мужчина, стоявший спиной к Камилле, навалившись грудью на перила и глядя на нос парохода, который, как большой белый лебедь среди мелкой водоплавающей птицы, разрезал серую речную зыбь. Всецело поглощенный своими наблюдениями, мужчина ничего не замечал, так что Камилла смогла удовлетворить любопытство и рассмотреть его, не опасаясь быть замеченной.
Они так и стояли у перил неподалеку друг от друга, когда на палубу неожиданно выскочил ребенок лет четырех. Маленькая девочка, смеясь, побежала к борту парохода; Камилла ожидала, что за ней появится мать, но никого не было видно. Тогда она кинулась за ребенком, опасаясь, как бы с ним чего не случилось. Но мужчина услышал топотание детских ножек и повернулся как раз вовремя, чтобы успеть подхватить девочку на руки. Тут он увидел подбегавшую к ним Камиллу.
— Открытая палуба — опасное место для ребенка, — сердито заметил он, передавая девочку Камилле.
Его ошибка была естественной, и Камилла восприняла ее без обиды; она приняла ребенка из его рук и направилась к двери в кают-компанию, из которой в этот момент выбежала мать девочки и растерянно заметалась по палубе.
— Девочка здесь! — окликнула женщину Камилла. Та поблагодарила ее и вместе с дочерью поспешила обратно, в безопасное место. Камилла, улыбнувшись, заняла прежнее место у перил и заметила, что мужчина наблюдает за ней.
Он снял кепи, и ветер тут же растрепал его густые каштановые с матовым блеском волосы.
— Извините, — сказал он. — Я подумал, что это ваш ребенок, и чуть не прочел вам лекцию о воспитании. Во время моей последней поездки на этом самом пароходе серьезно пострадал малыш, вот я и невзлюбил беззаботных матерей.
Камилла дружески кивнула и подошла к нему поближе, рассматривая вздымавшиеся впереди крутые скалы. Ее радовало, что мужчина заговорил с ней. Теперь она могла поддержать беседу.
— Вы хорошо знаете Гудзон? — спросила она для начала.
Он снова натянул кепи низко на глаза.
— Неплохо. Я прожил на его берегах всю жизнь и несколько раз проплыл по нему от истоков до устья.
— Как это чудесно! — воскликнула она. — Странно подумать, что, прожив столько лет в Нью-Йорке, я ни разу не поднималась вверх по течению Гудзона. Сейчас я чувствую себя исследователем. Мне бы хотелось добраться до самого Олбани.
Он никак не отозвался на ее слова, продолжая смотреть вдаль, и Камилле оставалось только надеяться, что он не замкнулся в себе окончательно. Последние события выбили ее из колеи; пожалуй, она готова была заговорить с кем угодно, но этот мужчина властно завладел ее вниманием; его лицо с волевым подбородком, прямым носом и твердо очерченными надбровными дугами внушало доверие. Возраст с трудом поддавался определению; возможно, ему было лет тридцать пять. Он казался несколько грубоватым, размах мускулистых плеч выдавал в нем человека действия, совсем не похожего на кабинетного отшельника, каким был ее отец. Она смотрела на его руку, лежавшую на перилах, — широкую в кости, но с длинными пальцами. Рука свидетельствовала не только о мускульной, но и о жизненной силе.
Читать дальше