Француаза Бурден: Хрустальное счастье

Ради Клары ее пять внуков соблюдали пакт о молчании. Никто из них и словом не обмолвился об откровениях умирающего Шарля. Но они отдалились друг от друга. Всем им удалось добиться чего‑то в жизни, даже Алену с его невероятным выращиванием оливок, потом они создали семьи, родили наследников. И вот горе снова постучалось, несправедливое и слепое, унеся Филиппа в могилу. Почему он, невинный ребенок пяти лет? Почему в Валлонге, на который несчастье не переставало обрушиваться?

Тихий стук в дверь заставил Клару отвлечься от мрачных воспоминаний.

— А, это ты, — вздохнула она, увидев Алена.

Он приблизился к кровати своей мягкой, бесшумной походкой, положил охапку лаванды к ногам бабушки.

— Как они там? — спросила она у него.

— Готье держится, а Шанталь обессилена. Что касается мамы…

Никогда Алену не удавалось уважать свою мать, и даже делать вид. До своего последнего вздоха он будет питать к ней неприязнь из‑за того, что она позволила Шарлю ими командовать. Мадлен и правда была избавлена от своего родительского долга, выбрав роль несчастной вдовы после самоубийства мужа, и она находила нормальным, что ее деверь взял на себя роль отсутствующего отца.

— Да. Я представляю, — вздохнула Клара. — У Мадлен хорошо получается только охать и есть.

Она действительно потолстела и говорила плаксивым голосом, постоянно критикуя как Мари, так и Алена, потому что в любимчиках у нее ходил только Готье. Мадлен должна была на самом деле страдать из‑за потери своего внука, но никто не собирался ее успокаивать, это было очевидно.

— Я хочу, чтобы ты встала, — сообщил Ален, наклонившись над ней.

Прежде чем Клара успела возразить, он подхватил ее. Одной рукой взял за талию, другой под коленями, без труда поднял и поставил на коврик.

— Обопрись на меня, если хочешь, сделаем несколько шагов.

— Но что с тобой происходит? — возразила она, возмущенно.

Резким жестом она одернула свою длинную ночную рубашку.

— Я не инвалид!

— Но ты им станешь, если останешься лежать в кровати. И к тому же ты не больна.

— Нет, но мне так грустно, Ален…

— Всем грустно в этом доме. Если сломаешься ты, то они все рухнут один за другим.

— Но не ты?

— Ничего не могу сказать.

Он отвел бабушку к окну, где они оказались лицом к лицу.

— Это я пытался вернуть его к жизни, — сказал Ален бесцветным голосом. Возможно, что… Словом, я сделал все, что мог. Я знаю, как поступают. Я не мог поверить, что… Извини меня.

Он нежно взял ее руки, принудив пройтись до другого окна.

— Не извиняйся, — сказала Клара. — Мы можем об этом поговорить. И не бери на себя ответственность.

— Я хотел научить его плавать, но пять лет это еще мало! Он завидовал остальным, и он должен был попробовать тайком.

— Ален…

— Мне нужно это кому‑то сказать! Это я их научил. Каждого из них. Сирила и Виржиля, Лею и Тифани, Лукаса и Поля… Я люблю их всех…

— Я знаю.

— Я не могу спать, я вижу только его лицо, я…

— Ален!

Сухой тон Клары удивил его настолько, что он наконец замолчал. Она внимательно его разглядывала.

— Тебе не с кем поговорить, дорогой? Ты один в том, что касается этого?

Она обняла его за шею, и он так сильно и резко к ней прижался, что она пошатнулась.

— Клара, — вздохнул он, — я не могу вынести, что он так умер!

Она держала его крепко, голова его лежала у нее на плече. В определенные моменты они все называли ее по имени. У Алена приступы нежности были очень редки, она посчитала, что ему плохо. Но кто заботился о нем? Он приехал один в это поместье, когда ему было всего семнадцать лет, и он боролся с необработанными землями, не требуя ни от кого помощи. В его характере, подозрительном, чрезмерно сильном, она узнавала себя саму.

К моменту, когда он отстранился от нее, стесняясь уйти, она отпустила его и пошла одна.

— Ты прав, мне надо двигаться. Оставаться без движения в моем возрасте равнозначно смерти.

Дойдя до конца комнаты, она круто развернулась.

— Скажи мне, дорогой… Как получилось, что ты не женат? Что у тебя нет детей, у тебя, который так их любит. Тебе тридцать пять лет, тебе не кажется, что пришло время?

Она вернулась к нему маленькими шажками, потом с любопытством смерила взглядом с ног до головы. Она увидела, как он опустил глаза, задрожал.

— Есть что‑то, чего я не знаю? — спросила она сдержанно.

— Я пришел не за тем, чтобы…

— О, не держи руки в карманах, как Винсен! Кстати, когда вы покончите с вашей загадочной ссорой? Как два таких человека, как вы, могли к этому прийти? Это еще один секрет, который от меня скрывают? Ты очень несправедлив, знаешь… Я всегда тебе доверяла, даже когда ты был всего лишь бунтующим подростком!