Сюзанна затрепетала, издав нежный протяжный стон, губы приоткрылись в неотразимом и жадном приглашении. Выругавшись, Холт погрузился в поцелуй, отклонив ее голову назад, чтобы взять больше того, что она так неосмотрительно предложила.
Ее рот являл собой настоящее пиршество, а Холта слишком обуревал голод, чтобы остановиться. Он вдыхал запах ее волос, свежий, как дождевая вода, благоухание кожи, обольстительно мускусное от жары и тяжелой работы, и сильный первобытный дух от только что вскопанной земли. Все ароматы по отдельности проникали в организм, разгоняли кровь, ревели в голове, возбуждая нестерпимую жажду, которую он надеялся утолить.
Сюзанна не могла дышать, не могла думать. Терзающие ее тягостные и надоедливые заботы исчезли, их место заняли будоражащие ощущения: рябь напрягшихся мышц под ладонями, горячий и отчаянный вкус его рта, грохот собственного сердца, бьющегося с головокружительным ритмом. Теперь она неистово льнула к Холту, цеплялась за плечи, губы стали такими же жадными и нетерпеливыми, как и его.
Уже давно никто не касался ее, и так же давно она не испытывала желания насладиться поцелуем. Да и вообще давно не хотела мужчину. Но сейчас… не терпелось почувствовать на себе его руки, грубые и требовательные, ощутить тяжесть мужского тела на гладкой залитой солнцем траве, впасть в безумство, дать себе волю и предаться распутству, пока не отступит эта рвущая когтями боль.
Неимоверная мощь собственной страсти взорвала рассудок и вырвалась из горла рыдающим стоном.
Холт впился пальцами в ее рубашку и чуть не разорвал, прежде чем выругался и остановил себя. Затем отпустил Сюзанну. Частые неровные вздохи осуждали и соблазняли, но он заставил себя отстраниться. Ее глаза обрели кобальтовый цвет и были широко распахнуты от потрясения.
Ничего удивительного, подумал он, побелев от убийственного отвращения к самому себе. Женщину почти швырнули на землю и едва не изнасиловали средь бела дня.
Сюзанна быстро опустила ресницы, чтобы он не увидел, как ей стыдно:
— Надеюсь, теперь тебе полегчало.
— Нет.
Руки все еще тряслись, поэтому Холт сжал кулаки.
— Не полегчало.
Сюзанна не смотрела на него, просто не могла. И в то же время не могла позволить себе задуматься — особенно сейчас — о том, что натворила. Чтобы успокоиться, начала разбрасывать мульчу вокруг только что посаженного куста.
— В сухую погоду надо регулярно поливать растение, пока оно не приживется.
Через секунду Холт перехватил хрупкие запястья. На сей раз ее тряхнуло.
— Разве тебе не хочется врезать мне?
Старательно сохраняя самообладание, Сюзанна расслабилась и взглянула на агрессора, во взгляде что-то пылало, что-то мрачное и страстное, но голос оставался очень сдержанным:
— А смысл? Наверняка ты убежден, что такая женщина, как я… ждет чего-то подобного.
— Целуя тебя, я вообще не думал о твоих потребностях. Это был совершенно эгоистичный поступок, Сюзанна. Я потворствовал только себе.
Поскольку Холт ослабил захват, она высвободила руки.
— Похоже на то.
Сюзанна провела ладонями по бедрам, потом поднялась. В голове билась единственная здравая мысль: «Беги!», но она заставила себя неторопливо загрузить тачку. Тогда Холт схватил ее за локоть и развернул к себе:
— Проклятье, и это все?
Его глаза бушевали, голос был таким же шершавым, как и ладони. Хотелось, чтобы она накинулась на него… он просто нуждался в этом, чтобы угомонить совесть.
— Я едва не взял тебя прямо на земле, не дав ни единой чертовой минуты на размышления, понравится тебе это или нет, а ты собираешься забрать тележку и просто уйти?
В глубине души Сюзанна боялась, что такое развитие событий ей бы очень понравилось, поэтому крайне необходимо оставаться чрезвычайно собранной и полностью владеющей собой.
— Если тебе хочется затеять сражение или порезвиться со случайной подружкой, Холт, ты выбрал не того человека. Дома меня ждут дети, и я слишком устаю, чтобы увлекаться подобными играми.
Да, голос спокоен, оценил Холт, даже тверд, но пальцы немного дрожат в его ладони. Что-то здесь не так, понял он, какие-то тайны прячутся в глубине этих грустных и красивых глаз. То же самое упорство, что позволило посвятить жизнь служению в полиции, помогло понять недосказанное.
— Увлекаться вообще или только со мной?
— Это ты предпочитаешь такие игры.
Терпение иссякало. Калхоуновским темпераментом всегда было трудно управлять.
Читать дальше