Барбара Майклз - Хозяин Чёрной башни

Сосны, навевавшие печаль даже при свете дня, склонялись над низкой каменной стеной, окружавшей кладбище. Земля была жесткой и поросла сорняками, могилы едва обозначались в зарослях утесника. Большинство низких плит были из местного гранита, с неумело вырезанными эпитафиями, а чаще всего на них значилось лишь имя и даты рождения и смерти.

Я отпустила поводья лошади; мне не было нужды привязывать ее, поскольку по собственному почину она никогда не сделала бы и шага. Я отправилась посмотреть могилы.

В северном углу, отделенная от смиренных могил деревенских жителей шаткими железными перилами, находилась усыпальница Гамильтонов. Большинство могил были очень старыми, ветер обтесал их камни почти до гладкости; на одной я разобрала дату, которая походила на 1578. Подавляющая часть могил Гамильтонов, сохранившая надписи, относилась к XVI веку и началу XVII, но было и несколько более поздних памятников.

В доме никто меня не тревожил. Невидимая и предоставленная самой себе, я бродила по коридорам. Я проходила с высоко поднятой свечой комнату за комнатой – все они были пусты. Поразительно, что нигде в доме не было никаких следов женщины, бывшей здесь некогда хозяйкой, – ни платьев, которые она могла бы носить, ни кровати, на которой она могла бы спать, ни безделушек, которых она могла бы касаться.

Я побывала в старой детской, где ребенком жила Аннабель. Все в этой комнате оставалось нетронутым; игрушки были навалены грудами и покрывались пылью на потемневших полках. Я коснулась тряпичной куклы, и раскрашенная головка китайского фарфора покатилась вдоль полки и наконец остановилась у моих ног, откуда продолжала улыбаться мне слабоумной улыбкой. Я даже вторглась в спальню мистера Гамильтона – строгую комнату, ход в которую шел из поперечного коридора западного крыла, в значительном отдалении от моей комнаты и комнаты миссис Кэннон. Ни одна женщина никогда не разделяла с ним этой спальни.

После того как я исследовала западное крыло, мне пришлось остановиться. Остальная часть дома со всей очевидностью была необитаема уже долгие годы. Но от этого меня лишь сильнее охватил азарт. Не было сомнения в том, что где-то непременно должен был остаться след пребывания, существования на свете матери Аннабель. Не только горем ее мужа следовало объяснить это намеренное, систематическое удаление из дома любого предмета, который мог ей принадлежать. Скорее все это походило на то, что кто-то пытался отрицать, что она вообще когда-либо жила на свете.

В четверг я решила исследовать Главный зал и прилегающие к нему комнаты. Я взяла с собой Тоби. Как и все коты, он обожал исследовать новые места, а я чувствовала необходимость обзавестись товарищем в путешествии по темным коридорам.

На улице с тоскливой постоянностью лил дождь, и туман застилал окна в тот день, когда я толкнула дверь под главной лестницей и шагнула в выстланный камнем коридор, который вел к залу. Свеча заплясала на сквозняке. Даже Тоби казался подавленным. Он трусил прямо у моих ног, словно маленькая черная собачонка, и даже ни разу не мяукнул.

При свете дня зал не был таким мрачным, как ночью, но в своем величественном запустении все же оставался весьма печальным зрелищем.

Подогнанные друг к другу плиты поблескивали от сырости. Высоко-высоко в восточной стене виднелся целый ряд окон с покрытыми пылью желтыми и красными стеклами, проходя через которые неяркий дневной свет приобретал мрачный оттенок огня, смешанного с дымом. Прямо напротив главной двери, у которой я стояла, была галерея для менестрелей. Я могла разглядеть только высокую резную балюстраду потемневшего дерева. Четвертую стену, ту, что напротив окон, украшал невероятных размеров каменный камин. Вдоль дымовой трубы была развешана коллекция проржавевшего оружия – старинные палаши и копья, длинный кортик или кинжал, лезвие которого было покрыто бурыми пятнами – возможно, это была ржавчина или... Еще там была пара одинаковых рапир для фехтования.

В центре комнаты красовался длинный стол со стоящими рядом двенадцатью стульями – я пересчитала их почти бессознательно, в попытке успокоить нервы. У каждого стула была высокая спинка, а сиденья и подлокотники были покрыты бархатом. Больше мебели в комнате почти не было – разве что резной дубовый сундук по одну сторону от камина да под окнами ряд шкафов для одежды, обитых железными ободьями. Я не могла разглядеть, было ли что-нибудь у той стены, которая тянулась под галереей, – эта часть комнаты тонула во мраке.