Екатерина Гринева - Искуситель, или Весь мир к моим ногам

…На улице стояла адская жара, градусов сорок, не меньше. Во рту у меня пересохло, и я шла по улице на ватных ногах, всматриваясь в номера домов. Типичные итальянские дома с обилием цветочных горшков на балконах и с жалюзи на окнах. Мне хотелось замедлить время – я боялась этой встречи: не знала, что скажу своему сыну и как он отреагирует на мое появление. Я для него чужой человек!

Я уже знала, что Константин живет с парализованным отцом и бабушкой отца. Его мать погибла в автокатастрофе четыре года назад, а cпустя полгода отца парализовало.

Я шла и временами чувствовала, что мне не хватает воздуха – я задыхалась и прикладывала руку к груди. Тогда я останавливалась и делала передышку.

До нужного мне дома оставалось совсем немного, но силы покинули меня, и я бессильно прислонилась к дереву. Рыжая кошка сидела около калитки и невозмутимо смотрела на меня. Но как только я двинулась с места, она подняла хвост и скрылась с моих глаз.

Дом был желто-бежевый, двухэтажный. Цветы перевешивались через ограду, пламенеющее темно-розовое великолепие радовало глаз. Я остановилась. Было впечатление, что в доме никого нет, вокруг ни души, жалюзи на окнах и полная тишина. Я подошла к калитке. Открыть ее и позвать хозяев не было сил: я провела языком по губам – они горели. К дому вела асфальтированная дорожка, далее – ступеньки, у двери – два вазона с цветами. Я была готова стоять здесь и час, и два, как завороженная смотреть на этот дом. Но тут раздался легкий стук, белая дверь распахнулась, и в ее проеме показался юноша. Я вздрогнула. Это был высокий молодой человек с густыми вьющимися волосами и большими зелеными глазами. Моими глазами! На нем были джинсы и светлая футболка с рисунком. Я сглотнула.

Он что-то спросил меня по-итальянски.

– Ноу, – я мотнула головой. – Ноу итальяно. Ду ю спик инглиш?

– Йес.

Мои познания в английском языке на этом и закончились, я замолчала.

В этом молодом человеке, его глазах, губах, повороте головы так много было от меня, что я почувствовала боль в сердце. Он стоял и непонимающе смотрел на меня.

– Я… я… из России.

Раздалось громыханье, и на пороге появился человек в инвалидной коляске; у него было волевое энергичное лицо, cедые волосы и глубокие морщины.

– Из России? – переспросил он. Мужчина говорил по-русски с легким акцентом. – Откуда?

– Из Москвы.

– Я одно время жил и работал в Москве. Корреспондентом. Это очень красивый город. И красивые доброжелательные люди.

– Да. – Я стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– У вас какое-то дело?

– Можно зайти?

– Заходите. – Он обратился к юноше по-итальянски, и тот быстрым шагом направился к калитке, открыл ее и отступил в сторону, пропуская меня.

– Заходите! – и он улыбнулся. – Я говорю по-русски.

– Моя жена его научила. Она была русской. Присаживайтесь. – Мужчина махнул рукой на стул у столика. – Сейчас Константин принесет нам холодную воду. Или вы хотите кофе?

– Нет. Воду.

– Жена умерла четыре года назад. А я примерно с той поры – в коляске. Меня зовут Лука.

– Ольга.

– Что вы хотите?

Константин ушел, и я проводила его глазами.

– Дело в том… – я опустила голову и стиснула руки, – дело в том, что я мать Константина.

Когда я сказала, выпалила эти слова, наступила гробовая тишина. Мужчина смотрел на меня, подпирая рукой щеку.

– Мать? Из России? Настоящая мать?

– Да.

– Но как вы нашли? Нас уверяли, что тайна будет сохранена.

– Эти люди ни в чем не виноваты. Я достала эти сведения другим путем. Но как – не спрашивайте.

– Не буду. – И на его лице появилось легкое подобие улыбки. – Не буду. Ваше лицо мне знакомо.

– Я телеведущая.

– Вот-вот. Я иногда смотрю телевизор и русские программы. Видите ли… ностальгия. Годы, проведенные в России, были самыми лучшими в моей жизни. Там я встретил Надю. Там мы поженились и усыновили ребенка. Константин – славный мальчик. И очень помогает мне. Но что вы хотите?

– Ничего. Просто видеться с ним, общаться, иногда ездить куда-нибудь вдвоем. Я не собираюсь отнимать его у вас, – я сложила руки на груди. – Но если бы вы знали, как я мечтала об этой минуте всю жизнь, как я проклинала себя за беспечность. За то, что оставила его на попечение одной дальней родственницы, а та сдала его в детдом. – Я заплакала, и Лука поднял вверх руку.

– Нет-нет. Так не годится. Это радостное событие, и его надо отпраздновать. Не надо плакать.

Константин!

Юноша вырос с подносом, на котором стояла бутылка воды и два высоких стакана.