Екатерина Гринева - Искуситель, или Весь мир к моим ногам

– Это радует. По крайней мере, я поняла, почему тебе понравилась.

– А ты мне не нравишься, – cпокойно сказал он.

– Вот как!

– Это нечто большее. Определенно.

Я нагнула голову, чтобы скрыть свое смущение.

– Выходим!

– Выходим!

Веранда на заднем дворе отеля была очаровательной. Маленькая летняя веранда на пять столиков была отгорожена от всего мира с одной стороны отелем, а с других – деревьями и плющом. Маленькая зеленая беседка для двоих. В это утро на веранде были только мы вдвоем и хозяин, который с грустными глазами смотрел на нас.

– Доброе утро, Бранко! – поздоровалась я.

– Добре! – откликнулся он. – Завтрак уже давно готов. Я его подогревал несколько раз.

– А почему не позвал?

– Нет-нет. Вы спали… Я не хотел вас будить.

Мы с Захаровым посмотрели друг на друга и расхохотались. Да, cном наше времяпрепровождение назвать было нельзя. И в этот момент я приняла решение: ничего не рассказывать. Пока. Я боялась потерять то, что между нами было, и поэтому откладывала наш разговор на неопределенное время. Я поступила так, как большинство женщин поступили бы на моем месте, – то есть спрятала голову в песок. Где-то за этими стенами шла жизнь, но звуки внешнего мира разбивались о них и долетали до нас в виде неясного шума – как рокот прибоя.

Еда была превосходной. Мясо таяло во рту. Такого вкусного и свежего мяса я не ела в Москве, а длинные стебли неизвестного овоща обладали необыкновенно тонким и одновременно пикантным вкусом.

– Это что? – показала я на стебли.

– Свеколь. Свеколь ботва.

– Свекольная ботва. Понятно, – cказал Захаров, отправляя порцию ботвы в рот. – На мне сказываются последствия мирового финансового кризиса – я уже ем ботву.

– Что-то не так? – забеспокоился хозяин.

– Что вы! Все просто супер! – И я показала большой палец. – От-лич-но.

– Я рад. Кофе?

– Да, кофе, – ответил Захаров.

– Мы сегодня-завтра расплатимся с вами, – пояснила я Бранко, cтоявшему в дверях, которые, судя по запахам, доносившимся оттуда, вели на кухню.

– Да-да. Конечно, не беспокойтесь.

Он исчез, а Андрей взял меня за руку.

– Что ты скажешь?

– Насчет чего?

– Насчет всего.

Ответить я не успела: пришел Бранко с подносом, на котором стояли две чашки кофе.

Я отпила.

– Мы сейчас возвращаемся на остров. И чем скорее, тем лучше.

Сердце у меня упало в пятки.

– Как скажешь, – тихо сказала я.

– Мы должны отгадать маленькие загадки, которые там загадали. Кто-то очень не хочет, чтобы мы узнали правду. Но мы не можем идти на поводу у врагов. Не так ли?

Он разговаривал со мной, как с маленьким ребенком-несмышленышем. Я послушно кивнула головой.

– Ты вся дрожишь! – без всякого перехода сказал он. – Не бойся!

– Я не боюсь.

Нам предстояло возвратиться в прежнюю жизнь. Что принесет нам это возвращение? Я ожидала этого с чувством смутной тревоги и беспокойства.

Мы позавтракали, и Бранко, по нашей просьбе, договорился с одним владельцем катера, что тот доставит нас на остров.

Когда катер, взревев, тронулся с места, рассекая прозрачную воду, я посмотрела на Захарова, но его взгляд был устремлен вперед, брови нахмурены, а губы плотно сжаты.

Когда мы причалили, первым, кого мы увидели, был Спасский. Он был бледен, под глазами обозначились мешки, волосы всклокочены.

– Андрей! – Он бросился к нему, намереваясь не то припасть к груди, не то заключить в объятья.

– Все потом, Давид! – бросил ему Захаров, cпрыгивая на причал.

Сопровождающий помог мне ступить на землю, а я, пошатнувшись, чуть не упала. Это показалось мне дурным предзнаменованием.

– У тебя есть с собой деньги? – обратился Захаров к Спасскому.

– Что? – не понял он. – Сколько?

– Мне нужно расплатиться с этим человеком.

Пошарив в кармане, Спасский нашел десять евро и протянул их черногорцу.

Тот взял и, попрощавшись, отчалил.

Захаров пошел вперед широкими размашистыми шагами. Мы со Спасским едва поспевали за ним.

– Где Руслан?

– Его нигде нет со вчерашнего вечера. Мы не знали, что и думать. Сначала исчез он, потом ты. Затем… – и он, засопев, кивнул в мою сторону.

Я поежилась, почувствовав к Спасскому крайнюю степень неприязни. Он даже не удосужился назвать меня по имени.

– Так… – качнул головой Захаров. – И что потом? Во сколько это все было?

– Во сколько? – очевидно, после беспокойной ночи все повадки важного степенного дельца слетели со Спасского, и сейчас он явно нервничал: часто облизывал губы и мелко трясся. – Ну, когда стемнело. Черт! – он провел рукой по лбу. – Не могу вспомнить. Я сидел в курительной и ждал тебя… значит, около одиннадцати. Нам надо было поговорить насчет…