Екатерина Гринева - Искуситель, или Весь мир к моим ногам

– Вот и пришли. Отец Афанасий! – негромко позвал Захаров.

Из дома вышел человек в длинной сутане с фонарем в руках. У него была борода и волосы до плеч.

– Кто это? – спросил он глухим голосом.

– Свои. Андрей Захаров. Я не один. Со мной – дама. Можно у вас расположиться на ночлег? Так сложились обстоятельства, что мы вынуждены были бежать с острова.

– Милости просим! – Мужчина юркнул обратно, а потом вышел, широко распахнув дверь. – Заходите, гости дорогие. Трапеза у меня скромная. Но не побрезгуйте, отведайте. Все свое. Натуральное. Картошка, помидоры, баклажаны.

– Отец Афанасий огород разводит. И все у него произрастает, как на образцовой ферме, – пояснил Андрей.

Мы вошли, пригнувшись, в дом.

Здесь было просто и опрятно. Длинный деревянный стол, стулья, на стенах – иконы. Небольшой шкаф. Печь в углу. Отсюда вела еще одна дверь в соседнюю комнату.

– Располагайтесь.

Мы переоделись в сухую одежду, которую дал нам отец Афанасий, и сели за стол. Я ела картошку с помидорами и не могла оторваться. Потом были пирожки со свекольной ботвой и чай с медом.

– Отец Афанасий, надеюсь, мы вас не стеснили?

– Нет. Я всегда рад гостям. Как вас зовут? – обратился ко мне священник.

– Простите святой отец, я не назвала себя. Ольга.

– Красивое имя. Православное. В Черногории сильны православные традиции, которые хранятся и почитаются местными жителями. Вы не были в Цетинском монастыре и в Остроге? – Я покачала головой. – Съездите туда обязательно. Это святые места христианского мира. Светоч нашей православной веры.

Священник рассказывал о Цетинье и Остроге, а меня не покидало чувство, что я где-то его видела. И только когда он в приступе вдохновения поднял голову вверх и свет от лампочки упал на его лицо и нестерпимой голубизной засверкали глаза на обветренном лице, я вспомнила его. Это был тот самый человек, который подсел ко мне на скамейку почти двадцать лет назад, когда решалась судьба моего сына. Я вспомнила летнюю Москву, запах дождя, собственное отчаяние и бессилие. В тот момент я хотела умереть и думала сделать аборт. Он отговорил меня…

– Вы… – задыхаясь, cказала я. – Вы были в Москве в июне двадцать лет назад… У вас был брат священник. Мы с вами разговорились на скамейке на бульваре.

Ярко-голубые глаза смотрели на меня.

– Многое из прошлой жизни затуманилось, покрылось пеленой. Я был в Москве в то время – правда твоя…

– Да! Я тогда еще думала, оставлять или нет ребенка, и вы меня уговорили. Я оставила. У меня родился сын. Но я не уберегла его… – Слезы лились из моих глаз, я плакала, опустив голову.

– Святой отец! Вы не оставите нас вдвоем? – попросил Захаров. – Нам надо поговорить…

Мы остались вдвоем.

– А что творится сейчас на твоем острове? – спросила я, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Идет спецоперация по уничтожению противника.

– А если серьезно?

– Я серьезно и говорю. Просто с той самой истории с пленкой я взялся за прокачку своих друзей. Оставив в стороне Ксюху. Ее я уж точно не подозревал. Оказалось – зря! Так – прошелся по верхам, а копать не стал. Я задействовал собственную службу безопасности, привлек спецов. И постепенно вышел на некоего Мирона Тумахина, который взаимодействовал с Ровневым.

– Мирона?

– Я вижу, этот тип тебе знаком!

– Еще бы! – Я вспомнила босса, его немигающий взгляд и поежилась. – Он был причастен к смерти моего мужа и похищению Дашки.

– Он во всем признался, когда мои люди стали его допрашивать. Так я вышел на Ровнева. А от него ниточка идет к Касрашвили, моему заклятому другу. Вся эта история с партией была сплошной аферой. – Захаров замолчал, провел рукой по столу и продолжил: – Меня собирались капитально подставить. Сделать политическим трупом и рассорить с Кремлем. Ровнев был, собственно говоря, и нанят для этого. В ход собирались пустить самые грязные политтехнологии и черный пиар. Хорошо, что все удалось вовремя пресечь.

– А я? Ты же нанял меня. Ты и вправду считал, что я помогу это осиное гнездо разворошить?

Он тихо рассмеялся.

– Конечно, нет. Я вообще не рассматривал тебя в этом качестве. Просто, во-первых, я думал, что кассета может быть до сих пор у тебя. Ты могла сделать копии, и я хотел иметь тебя под рукой, чтобы контролировать. А во-вторых…

– Во-вторых… – откликнулась я эхом.

– Ты мне понравилась. Это был, cкажем так, мой каприз.

– Ничего себе! Каприз! И на что же ты надеялся?

– Соблазнить тебя как минимум.