Элейн Барбьери - Связанные страстью

Когда нагое мужское тело соприкоснулось с ее обнаженной плотью, мужчина издал приглушенный протяжный стон. Двигался он, повинуясь только инстинкту, ибо его переполняла страсть, а чувства и мысли неслись в бешеном вихре. Она впилась губами в его губы, и поцелуй сразу обрел жар и глубину, особенно когда он начал ласкать кончиком языка влажную изнанку ее рта. Сердцебиение у женщины усиливалось по мере того, как он продолжал исследовать ее жаждавшее близости тело.

Накал страсти все возрастал. С горевших, словно в лихорадке, тел любовников стекал пот. Она с шумом выдохнула, когда мужчина с жадностью начал ласкать ее грудь. Стремление женщины к соитию ничуть не уступало стремлению мужчины. Запустив пальцы в его волосы, она приподняла его голову так, чтобы видеть лицо.

Сладкая пытка продолжалась.

Наконец он вошел в нее.

Она обхватила его ногами, подтягивая поближе к себе, и приняла позу, позволявшую ему проникнуть в нее как можно глубже.

Когда напряжение достигло предела, перед глазами у нее замелькали разноцветные огоньки.

Ей показалось, что сейчас она взлетит на вершину блаженства, и она затаила дыхание. Но мужчина вдруг замер, в его сверкавших от страсти глазах появилось выражение неуверенности.

Чего он ждет? Ведь она любит его и только что доказала ему это. В целом мире ей нужен только он.

Или, быть может, дело не в ней, а в нем?

Нью-Йорк

1866 год

Саманта Ригг решительно захлопнула за собой дверь детективного агентства Пинкертона и стала быстро спускаться с лестницы, направляясь к выходу на улицу. Она была полна решимости не выказывать овладевших ею негодования и разочарования и словно запечатала свои уста наклеенной искусственной улыбкой.

Она вошла в офис Аллана Пинкертона всего полчаса назад. Поначалу ей показалось, что хозяин только что переехал в это помещение, поскольку офис был напрочь лишен каких-либо индивидуальных черт. Девушку окружали лишь голые стены, функциональная, но безликая мебель и горы папок с делами на рабочих столах. Довольно скоро, впрочем, она разобралась, что попала в центральный отраслевой офис учреждения, чьим символом являлось знаменитое «недремлющее око», а заодно узнала кое-что о его владельце. Несомненно, это был человек, преданный своему делу, умный и проницательный, но, к сожалению, он упорно придерживался старомодных шотландских традиций и представлений о жизни.

Когда Саманта оказалась в вестибюле здания, ей подумалось, что Аллан Пинкертон весьма рад ее появлению. По крайней мере, увидев ее, расплылся в улыбке, а его лицо просветлело. Фамилия Ригг была здесь своего рода пропуском, ибо отец девушки Томас Ригг в былые годы считался одним из лучших оперативников конторы.

— Добро пожаловать в агентство Пинкертона.

К сожалению, ничего более приятного Аллан Пинкертон во время их встречи так и не сказал ей.

Поджав губы, Саманта направилась к выходу на улицу, громко стуча каблуками по паркету.

Ее овдовевший отец поступил на службу в агентство Пинкертона, поскольку терпеть не мог беззакония, захлестнувшего, казалось, всю страну. Дочь обожала папочку, и это чувство было взаимным. Догадываясь о ее амбициях, отец ни в грош не ставил ее стройную фигуру, хорошенькое личико и даже пол. Зато его безмерно радовали ее способность обогнать на скачках сверстников, меткая стрельба по мишени и умение постоять за себя в рукопашном бою. Но более всего, похоже, его восхищало то обстоятельство, что она оказалась умнее большинства своих сверстников.

Саманта невольно замедлила шаг, вспомнив, как в возрасте четырнадцати лет получила известие о преждевременной смерти отца, сраженного бандитской пулей. Это был худший день в ее жизни, ибо она поняла, что никогда больше не увидит своего любимого папочку. В то же время эти переживания позволили ей ощутить в себе то, что принято называть призванием.

Дав на мгновение волю нахлынувшей на нее печали, Саманта нахмурилась, взял а себя в руки, толкнула дверь и вышла на шумную нью-йоркскую, улицу. Ей, провинциалке, приехавшей из небольшого городка, располагавшегося на границе штата, этот беспокойный мегаполис с его высокими каменными домами и мощеными мостовыми представлялся незнакомым, чуждым, даже враждебным местом. Несмотря на это, ей удалось проигнорировать целенаправленно двигавшиеся куда-то толпы и мчавшиеся по проезжей части пролетки и экипажи и сосредоточиться на своих собственных делах, не выбиваясь из людского потока и не привлекая к себе внимания. Ее сознание никак не могло примириться с резкой отповедью, которую в ответ на ее просьбу дал Аллан Пинкертон.