Эльмира Нетесова - Полет над пропастью

— Варь, а давай возьмем в свидетели при росписи Людмилу Петровну и Наташку — из общежития. Посидим вечерок, они нас знают, мы их помним, — предложил несмело.

— А почему бы и нет? Можно! — согласилась улыбаясь.

…В тот день Варвара превзошла себя, словно вернулась в прошлое. Сняла домашний халат и фартук, косынку и тапки. Привела себя в порядок и, переодевшись, вышла к заждавшемуся Антону. Тот даже со стула подскочил и встал, вытянувшись в струнку:

— Ну, Варя, тебя не узнать! Чисто королева! Аж страшно подойти! Совсем другая женщина! Моя и не моя! Хоть на колено перед тобой встань! Ну, спасибо тебе! Уважила! — взял женщину под руку и бережно вывел из дома, открыл дверцу машины.

Из Загса они вернулись уже вчетвером. Андрейка не смог прийти, потому что дежурил в тот день по общежитию. Анжелка с Мишкой сослались на отчеты и какое-то срочное совещание, поздравили и просили не обижаться.

Варя так и сказала Антону:

— Я ж тебе говорила, их наша радость не греет, они не поймут, зачем в наши годы расписываться? Посчитают придурью. Ну, Бог с ними! Мне меньше мороки!

Людмила с Наташкой помогали Варваре накрыть стол. Когда все было готово, заставили Антона с Варей поцеловаться и нажелали им полные карманы здоровья, счастья и добра.

— Мы с Наткой тоже теперь семейными стали, — похвалилась Людмила. Антон, услышав эту новость, чуть ни подавился:

— Это кто ж решился? — глянул на смутившуюся, покрасневшую Наташку.

— Да ты его знаешь! Это Коля! Ну, тот, какой на говновозке работает! Совсем вонючий козел! Зато как

зарабатывает! Больше любого из наших! Так оно и понятно, не каждого уговоришь в эту ассенизацию. От него ни то люди, бродячие коты в обмороки падают, — говорила Людмила хохоча:

— Ну, кто кроме Наташки пошел бы за него? Да никакая другая баба! Он же насквозь провонятый! Приходит деньги получать в кассу, вся очередь на улицу выскакивает. Кого рвет, другие — в обморок валятся, головой об землю колотятся, а Коле хоть бы что! Натка тоже за него не хотела выходить. Мы ее всей общагой уломали! А чего? Правду говорю! — глянула на Наташку, тыкнувшую в бок, и продолжила:

— Коля таскаться не будет, потому что его ни одна баба к себе не подпустит. От него хуже, чем от чумы все разбегаются. В магазин за бутылкой его не пускают, потому что даже забулдыги валятся с катушек, не успев купить выпивон. Продавщица слепнет от вони и двери путает, не видит куда убегать от этого покупателя. А если Коля зайдет в дом, там даже мухи дохнут. Хату после него с неделю проветривать нужно. Сесть за стол с ним никак нельзя. Что ни приготовь, кажется из сортира ложкой нахлебался! Вот и посудите! Он у ней единственный и неповторимый! Как-то пришел он к зубному врачу, весь помытый в чистом костюме, та подошла и спрашивает мужика:

— Чего вы так испугались, я же к вам еще не прикасалась и даже не обследовала ваши зубы! Идите в туалет; приведите себя в порядок!

— Коля со стыда не знал куда деваться, врач подумала, что он обосрался! Уж и не знаю, как Натка

с ним спит, неспроста бедная бухать бросила и хахали к ней не клеются больше. Стороной оббегают, ровно прокаженную! — хохотала Людмила на весь дом.

— А не базарь пустое! — не выдержала Наталья и, глянув на Антона, сказала, смущаясь и краснея:

— Уж не такой от Кольки запах, как ты его обгоняла. Только от рукавиц и сапог случается несет. Так он их за порогом оставляет. А что другого касается, все у нас в порядке. Не хуже других живем. Он мне воспретил выпивать. Теперь только с ним, вечером по рюмке пропустим и все на том. На трезвую голову я мозги не сею и никого к себе не подпускаю. Живем уже ни в общежитии, в его избе. Пусть и завалюха, но своя. В нее чужим ходу нет. Всех метлой гоню, кто по старой памяти навестить хотел. Первый месяц метлу с рук не выпускала, теперь куда спокойнее живу. Нынче на квартиру решил накопить. Новую брать не будем. Из вторичного возьмем. Сама отремонтирую, все же дешевле обойдется, быстрей в нормальное жилье перейдем. Коля дом продавать не будет, мы его вместо дачи оставим.

— Ты работаешь? — перебил Антон бабу.

— А то как же? Получаю меньше мужика, но ведь и работа его зловредная.

— Как же он насмелился на тебя? — удивлялся Антон.

— Он один из всех меня любил. Ни на что не глянув, поверил. И сказал:

— За прошлое словом не помяну, лишь бы живя со мной, с путя не сбилась и не опозорила б! Я ему слово дала. И держусь за него зубами. Все ж годы идут, пришло мое время остепениться. Поначалу тяжко было, а теперь уж свыклась с тверезостью. Каждый день умываюсь и причесываюсь. Всякую субботу в своей баньке паримся. Он меня всю как есть, заново одел. И харчи покупает, сама о том попросила, чтоб в грех не впасть, а что как сорвусь? Так неохота снова в пропасть башкой улететь! — созналась Натка.