Валентина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

К северу от Саянских гор протянулись на три стороны света, на десятки километров серые от дождей и похолодевшие от промозглых ветров степи. Вершины гор за Вознесенским уже посеребрила зима, а там все еще текут не скованные ледяным панцирем реки.

Поредел лес, открылись дальние дали, сопки стали пустынными, бездумно открытыми ветрам и морозам. Только пихтовые и кедровые боры стоя! по-прежнему непоколебимо и сурово, истинный бастион на пути всепроникающих метелей и пронизывающего насквозь ветра. Снег припорошил сверху черно-зеленые конусы пихт и залихватски заломленные шапки великанов-кедров, улегся на ветках, но вниз не просыпался, лишь завалил опушки и сделал непроходимыми подступы к лесу. Тайга стала еще темней, внизу по-прежнему лежала сухая хвоя, а в ней все еще шуршала и попискивала мелкая лесная живность.

Уже спускались по склонам гор осторожные маралухи с подросшими оленятами, но на утренней заре еще уходили наверх, стараясь укрыться от рыси, медведя, волка и иногда захаживающего сюда с Алтая красавца снежного барса – ирбиса. Вместе с маралухами, держась особняком, совершали путешествие сверху вниз и обратно пугливые косули, изящные и быстроногие, получившие в наследство от предков по-девичьи смирный характер.

Застигнутые в горах обильным снегопадом или пургой, маралы и косули спокойно ложились под защиту скал, густых кустов или в пихтарнике и долгими часами дремали, поджав ноги и полузакрыв большие блестящие глаза. Только длинные чуткие уши ни на минуту не переставали поворачиваться туда-сюда. Влажный черный нос ловил запахи леса и подрагивал, учуяв непонятное. Переждав ненастье, животные отправлялись по глубокому снегу в известном только им направлении, высоко и грациозно поднимая ноги, прыгали, обрушивая и приминая сугробы всей тяжестью тела.

То в одном, то в другом ложке или на поляне поднимались стожки сена, лежали в кормушках березовые и ивовые веники, белела под навесами соль.

Звери принимали человеческую заботу как должное, как выплату процентов по тому долгосрочному кредиту, который люди позаимствовали у природы, почти истребив в Саянах когда-то огромное стадо маралов, косуль, гордых козерогов и диких северных оленей – сокжоев.

А день между тем разгорался. Солнце хотя и поднялось над горизонтом, но спряталось за длинное белое облако, окрасив его в веселый розовый цвет.

Девушка еще затемно вышла из дому и уже несколько часов шла по тайге на лыжах, устала, но первый привал сделала, лишь пройдя самый сложный участок пути – огромные нагромождения камней на опушке пихтового леса. В двух километрах отсюда лежала небольшая поляна, где на днях она со своими учениками установила небольшой стожок для косуль и развесила на специальные вешала заготовленные с лета березовые веники. Вчера весь день шел обильный снег, и косули, а возможно и ланки с оленятами, должны прийти к кормушкам. Она посмотрела на часы, позволив себе еще пять минут отдыха. На душе было тихо и спокойно, кик тих и спокоен окружавший лес, застывшие в седоватой дымке горы за спиной и девственно чистые снега, тронутые редким звериным или птичьим следом…

Внезапно справа хрустнула ветка и на поляну мощным прыжком выскочил матерый марал. Девушка подавила вздох восхищения: таких великолепных рогов, такой гордой осанки и благородной головы с ярко блестевшими глазами она еще ни разу не видела. Олень находился в великолепной бойцовской форме, которую не остудили ни первые холода, ни ледяные метели.

Красавец фыркнул и, раззадоривая себя, ударил копытом, взбив невысокий снежный фонтанчик.

Прислушался и вдруг, закинув рога на спину и вытянув шею, смешно оттопырил губы. Дерзкое и одновременно тоскливое «бээ-уэ-а-а!..» разнеслось по горам далеко-далеко – первобытный и дикий клич, древний как мир любовный призыв и вызов сопернику.

Марал снова прислушался, фыркнул и заметил наконец странную неподвижную тень. Но не испугался, только скосил глаза и, грациозно переступая ногами, стал обходить загадочное существо по кругу.

А чтобы у врага не осталось никаких сомнений насчет его намерений, изредка опускал голову и поддавал снег рогами, так что комья летели во все стороны, а вместе с ними куски веток и листья кашкары и карликовой березки. В довершение всего марал то и дело рыл снег копытом, а сам все шел и шел по кругу, пока порыв ветра не донес до ноздрей страшный запах человека и железа.