Сохейр Хашогги - Мираж

Филипп слушал ее с неподдельным вниманием. Наверное, так слушал бы он своего коллегу, описывающего симптомы неизвестной доселе болезни. Французу вообще была свойственна эта манера — внимание к собеседнику, эта черта поразила молодую женщину еще во время их первой встречи в аль-Ремале. Это совсем не значило, что Филипп не умел принимать менторский вид. Нет, он охотно исполнял роль наставника, когда того требовали обстоятельства. Именно он советовал Амире, какие книги по биологии ей следует читать, а какие уже устарели. Вместо популярных брошюрок он присылал ей ценные, стоящие руководства и учебники. Однажды, когда она пожаловалась Филиппу, какой скучной ей кажется химия, он напомнил слова Фрейда о том, что будущее за химическими препаратами. Но если речь шла о вещах, в которых Амира понимала больше, он слушал молодую женщину, как учителя прилежный ученик.

Золотое сияние дня постепенно уступало место вечерним сумеркам. Драгоценные часы свободы неумолимо текли сквозь пальцы. Амира и Филипп говорили без умолку, перескакивая с одной темы на другую, лихорадочно желая продлить свидание и оттянуть неизбежное расставание. Филипп решился на шутку — прощание затягивалось.

— Вчера я был в магазине и увидел там черный шелковый шарф, — произнес он с улыбкой. — Я взял его с полки, обернул вокруг лица и походил по магазину. Знаете, оказалось, что сквозь шелк можно вполне прилично все разглядеть. Правда, продавщица встревожилась не на шутку. Не купи я этот шарф, она, без сомнения, вызвала бы «скорую помощь».

Филипп, немного отвернувшись и продолжая улыбаться, прищурился. Косые лучи заходящего солнца высветили лучик морщинок в уголках его глаз.

— Мне очень хотелось понять, каково это — ходить в чадре.

Амира потянулась к Филиппу, и вдруг они… приникли друг к другу в долгом поцелуе. Женщине хотелось, чтобы этот миг длился вечно.

Оторвавшись от Амиры, Филипп посмотрел на нее взглядом, вынести который было выше ее сил.

— Я живу неподалеку, — тихо, почти шепотом, сказал Филипп. — Ты пойдешь ко мне?

Каждая клеточка ее тела кричала: «Да!» Но Амира лишь склонила голову и слегка отвела ее в сторону. Этот жест можно было толковать как угодно, но Филипп понял все без слов.

Прикрыв веки, Амира в это время представила себе тело Лайлы, содрогающееся под ударами бесчисленных камней.

Молчание Амиры было слишком красноречивым. Филипп тронул ее за руку.

— Ты права, я все понимаю.

Они ступили на порог, приоткрыли дверь и увидели за ней прекрасный, но таящий множество опасностей сад. Филипп и Амира решили закрыть дверь, не поддавшись искушению.

— Но мы все равно остаемся друзьями, — промолвил Филипп.

— Навсегда, — добавила Амира. «Больше, чем друзья», — мысленно продолжила она. Родственные души. Она представила себе, как в незапамятные времена в бескрайнем космосе произошла чудовищная катастрофа, разбившая единое целое на две безутешные половины.

Может быть, так образуются черные дыры, о которых с такой страстностью, рожденной ледяной логикой их науки, спорили студенты астрономического факультета Сорбонны.

По возвращении в аль-Ремаль Амира только и думала, что о Париже и Филиппе. Обыденность жизни душила, словно удавка. Единственной отрадой был сын, Карим. Но… повседневность затягивает в свои прочные сети. Прошло несколько недель, и стоячее болото дворцового бытия с головой засосало Амиру. Образ Филиппа потерял былую яркость и поблек, как блекнут в семейных альбомах дорогие сердцу фотографии, к которым изредка тайком обращаешься.

Но что-то необратимо изменилось в душе молодой женщины, Амира отчетливо это ощущала. Мимолетный аромат любви, который она успела вкусить, не давал ей покоя, так тревожит запах пищи голодного нищего. Но Амире хотелось большего.

В ней проснулось желание, которое принцесса аль-Рашад тщетно старалась подавить. Снова и снова пыталась Амира убедить себя в том, что, хотя ее муж перестал обращать на нее внимание, ее жизни во дворце могли бы позавидовать тысячи женщин аль-Ремаля. Конечно, женская половина дворца больше походила на монастырь, но это была роскошная обитель.

Стены были увешаны картинами, которыми Амира восхищалась в детстве, рассматривая книги мисс Вандербек. Надо честно признаться, большинство картин были абстрактными. Королевская семья была обязана придерживаться запретов, которые Коран налагал на изображения людей и животных, но сами картины были чудесны, и Амира могла самозабвенно, часами разглядывать их. Если на принцессу вдруг находило, она могла капризно потребовать смены своего гардероба, и, как по мановению волшебной палочки, на следующий день во дворец являлись люди от Пьера Кардена, Сен-Лорана или Живанши с пространными каталогами и образцами, портными и манекенщицами.