Линда Ховард - Все, что блестит

Когда она вошла на кухню, то увидела, что Саманта беспокойно вертится в своей корзине. Нахмурившись, Джессика наблюдала, как собака резко изогнулась, тихо заскулив от боли, и легла. Джессика подошла и погладила шелковистую черную голову.

— Так, похоже, сегодня та самая ночь, девочка! И как раз вовремя. Если я правильно помню, именно в субботу ты сбежала от меня и ввязалась в это, так что, теперь пора расплачиваться за совершенное.

Саманту не заботила философия, хотя она нежно лизнула поглаживающую ее руку. Затем собака опустила голову и опять начала тонко поскуливать.

Джессика осталась на кухне вместе с Самантой, и, поскольку время шло, а щенки не появлялись, она начала волноваться, так как Саманта, по-видимому, оказалась в бедственном положении. Неужели что-то пошло не так? Джессика понятия не имела, какого четвероногого Ромео повстречала Саманта. Возможно ли, что она слюбилась с представителем более крупной породы, и теперь щенки оказались слишком большими, чтобы родиться? Ну конечно, ведь маленькая черная собачка выглядела слишком раздувшейся.

Она позвонила Салли, своей соседке по дому, но к телефону никто не подходил, и она повесила трубку. Соседей не было дома. Закусив в нерешительности губу, Джессика взяла телефонный справочник и начала искать номер ветеринара. Она не знала, можно ли перевозить Саманту во время родов, но, возможно, ветеринара можно вызвать на дом. Она нашла номер и потянулась к телефону, но, едва она его коснулась, как аппарат зазвонил. Испуганно вскрикнув, Джессика отскочила назад, потом схватила трубку:

— Миссис Стэнтон.

— Это Николас Константинос.

Ну конечно, подумала она в смятении. У кого еще такой глубокий голос?

— Что вы хотите? — спросила она.

— У нас есть незаконченное дело… — начал он.

— Оно и останется незаконченным, — перебила она. — Моя собака щенится, и я не могу с вами разговаривать. До свидания, мистер Константинос.

Она положила трубку и, подождав секунду, сняла ее снова. Услышав гудок, она опять взглянула на номер ветеринара, а затем начала набирать.

Полчаса спустя Джессика плакала от отчаяния. Она не смогла дозвониться до своего ветеринара, равно как и до любого другого, возможно, потому что это был субботний вечер. Она была уверена, что Саманта умрет. Собака скулила от боли, извиваясь и вздрагивая от сильных мышечных сокращений. Джессика чувствовала себя ужасно беспомощной, и от переполнявшего ее горя по щекам текли слезы.

Когда раздался звонок в дверь, она поспешила открыть, радуясь любой компании, даже если звонивший ничего не знал о собаках. Может, это Чарльз, который всегда был так спокоен, хотя пользы от него никакой, как и от нее. Она резко распахнула дверь, и Николас Константинос вошел в дом так, словно тот принадлежал ему, и закрыл за собой дверь. Затем он повернулся к ней, и она мельком увидела мрачное, рассерженное лицо, прежде чем выражение его резко изменилось. Он окинул взглядом ее затянутую в джинсы фигуру, гриву волос и залитое слезами лицо, выглядя при этом недоверчиво, словно не верил, что это действительно она.

— Что случилось? — спросил он, доставая носовой платок и протягивая ей.

Не задумываясь, Джессика взяла его и вытерла щеки.

— Эт… это моя собака, — с трудом выдавила она, с усилием сглатывая снова подступающие к глазам слезы. — Я не думаю, что она сможет ощениться, а я не могу дозвониться до ветеринара…

Он нахмурился.

— Ваша собака действительно щенится?

Вместо ответа она разразилась новым потоком слез, вытирая лицо носовым платком. Ее плечи вздрагивали от рыданий, а через мгновение она почувствовала руки, скользнувшие ей на талию.

— Не плачьте, — пробормотал Константинос. — Где она? Возможно, я смогу помочь.

Ну, конечно, почему бы и нет? Она должна была об этом догадаться, ведь каждому известно, что миллиардеры прошли подготовку в области животноводства, истерично твердила она себе, ведя гостя на кухню.

Тем не менее, несмотря на нелепость ситуации, Николас Константинос снял пиджак и бросил его на спинку стула, вынул золотые запонки из манжет и сунул их в карман брюк, затем закатал рукава своей белой шелковой рубашки. Он присел на корточки около подстилки Саманты, и Джессика опустилась на колени рядом с ним, потому что Саманта была склонна к раздражительности с незнакомцами, даже пребывая в более хорошем расположении духа. Но собака и не думала огрызаться на него, только с мольбой смотрела слезящимися глазами, пока он осторожно водил руками поверх ее раздутого тела, осматривая ее. Закончив, он легонько погладил голову Саманты и ласково прошептал ей несколько слов по-гречески, а потом повернулся к Джессике и ободряюще улыбнулся.