Элизабет Адлер: Рано или поздно

Бак пристально смотрел на Элли. Длинные рыжие волосы свалялись, грациозное тело скрючилось, руки и лодыжки перетянуты веревкой. Его золотая девочка — грязная уродина. Момент превосходный.

Оттолкнул ее, она растянулась на полу. Он сел ей на спину и сильными пальцами слегка стиснул горло. Вот сейчас она закричит, заплачет. Это возбудит его страсть. Он возьмет ее при первых попытках сопротивления. Пусть запросит о пощаде, как он мечтал долгие годы в «Гудзоне».

А Элли ждала конца, надеясь, что это произойдет раньше, чем он ее изнасилует. Ее мысли метались между воинством Христовым и двадцать третьим псалмом, между Богом и отцом с бабушкой. Между Дэном, олицетворяющим жизнь и любовь, и Баком — воплощением смерти.

Руки убийцы дрожали.

«Может, она боится, но недостаточно. Не кричит, не умоляет пощадить ее. Не дает возбудиться».

В нос Элли ударил мерзкий запах его пота. Бак встал, поднял ее и понес через комнату.

Оказавшись на улице впервые за несколько дней, Элли начала судорожно дышать. Верх машины был убран. Бак сунул жертву на заднее сиденье. Оно приятно остудило щеку. Элли лежала и удивлялась, почему до сих пор жива.

Свежий воздух живительно подействовал на измученное тело. Кровь быстрее побежала по сосудам, конечности заныли.

Элли была жива.

Бак гнал машину по горной дороге, пренебрегая опасностью. Неожиданно он резко свернул направо. Элли чуть не упала с сиденья и вскрикнула.

Показалось, машина летит в пропасть.

Автомобиль остановился у самого ее края. Бак вытащил Элли и усадил на обочине. Темные глаза злобно блеснули.

— Узнаешь это место, Элли?

И выплыло наружу то, что больше двадцати лет таилось в подсознании.

Ей было пять лет, когда она впервые заглянула в эти глаза. Он стоял, согнувшись над капотом их белого «бентли» в тени высоких деревьев. С чем-то в руке, с каким-то инструментом. Она спросила его, что он делает, и он быстро захлопнул капот. Потом улыбнулся и приложил к губам палец:

— Ш-ш… это секрет.

Опасливо оглядевшись, он быстро повел ее за руку прочь от автомобиля.

— Это сюрприз для твоей мамы. Ты меня не выдашь, верно? Иначе все будет испорчено.

И строго посмотрел. Она в испуге отвернула лицо и шаркнула ногой.

— Нет.

— Ты ведь умеешь хранить секреты, верно?

— Конечно, умею. — Она повеселела. — Свои рождественские подарки я всегда держу в секрете, хотя очень хочется сказать.

— Так вот, это то же самое. Только теперь секрет принадлежит нам обоим. Правда?

— Правда. — Она вырвала руку, почувствовав боль.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Скажи: «Чтоб мне провалиться на этом месте».

Она послушно повторила, и он взорвался смехом. Наверное, это была шутка, которую Элли не поняла.

— До свидания, Элли. — Он помахал ей, она побежала по теплой песчаной дорожке к маме.

Теперь Элли вспомнила абсолютно все. Как папа, подняв бокал, предлагал тост. Как солнечный свет поблескивал в кружках с янтарным пивом, а маленькие пузырьки смешно лопались. Как папа пел любимую неаполитанскую песню «Вернись в Соррено», как смотрел на маму, а мама — на него, как в их смеющихся глазах цвела любовь. Родители были так счастливы друг с другом, что Элли почувствовала себя одинокой, выпавшей из их волшебного мира.

Она залезла под стол и поползла на четвереньках вдоль ряда ног. Наконец добралась до мамы. Обхватив руками ее ноги, извиваясь, полезла наверх.

Романи улыбнулась и приподняла край скатерти.

— Ах вот ты где! А я уже по тебе соскучилась.

И тогда в душе Элли снова воцарились мир и покой. На час. А потом…

— Значит, ты убил их, — сказала Элли. — Сломал тормоза. — Бак лениво кивнул, понимая, что достал-таки ее.

— Кто ты?

— А ты не знаешь? Тогда позволь представиться. Я Бак Дювен, твой сводный брат.

Элли замерла, потрясенная. Она знала, что Рори был дважды женат, но не подозревала о существовании его сына.

— Рори был и моим отцом. Имел все, а я ничего. — Бак пожал плечами. — Пришлось их убрать. А теперь очередь за тобой. Я останусь единственным наследником. К сожалению, мне пришлось ждать этого больше двадцати лет.

Элли прикрыла веки, не в силах видеть эти холодные, отвратительные глаза. Он смотрел на нее точно так же тогда, вечером, в библиотеке, когда пытался убить бабушку. Выходит, мерзавец добился своего.

— Но, Элли, умирать вовсе не обязательно. Потому что я люблю тебя. Ты станешь моей принцессой, и мы проживем вместе долго и счастливо. Тебе нужно сказать одно-единственное слово.