Анна Малышева - Трудно допросить собственную душу

Он послонялся по улице перед дверями переговорного пункта, вернулся, заказал Париж еще раз. Прежний результат. Больше ждать было нельзя, надо было возвращаться. Как ее найти?! Если она приходит поздно, если учесть разницу во времени, то звонить ей надо где-то после полуночи. Но откуда?! Из дома?! Теперь уже нельзя. Теперь надо быть тише воды ниже травы… Как унизительно! Он решил попробовать еще раз дозвониться после съемки. Но у него снова ничего не вышло.

Стройная, но уже очень увядшая дама захлопнула дверцу серого «Рено», оглядела дом и вошла в подъезд. Она редко бывала здесь, в Клиши, потому что знала, что ее муж облюбовал эту квартиру для свиданий. Приходить сюда она считала ниже своего достоинства. Но теперь, после того как он не приехал домой, не явился в офис… Она не хотела никого беспокоить, не хотела вмешивать в дело чужих людей, поэтому поехала сама.

Она поднялась в лифте, открыла дверь своими ключами, впрочем, дверь оказалась заперта только на один замок, который захлопывался. Вошла. Везде было темно, только в спальне горел свет. Между тем время было еще далеко не вечернее. Она нерешительно постояла у порога, прикрыла дверь, зачем-то проверила свою сумочку. Потом негромко окликнула мужа по имени. Ей никто не ответил. Тогда она прошла в спальню, заглянула туда, ожидая увидеть его спящим в обнимку с какой-нибудь девкой… Такое уже случилось один раз. Один раз, о котором он не знал. Он вот так же заспался, проспал все на свете, и она приехала сюда. Заглянула в спальню, бросилась вон из квартиры. А они так и не проснулись.

– Борис? – спросила она, увидев, что на этот раз он лежит один. – Борис?

И тут же поняла, что он мертв. Синюшный цвет лица, распахнутый рот, выкаченные из орбит глаза, судорожно изогнутое тело. И был он совершенно голый. Его волосатый жирный пах выглядел как-то особенно жалко.

Она прижала к ненакрашенным губам руку в перчатке. Постояла так, борясь с криком, который рвался наружу, схватилась за косяк двери. Она даже не подошла к нему ближе, не стала проверять, дышит ли он… Все было слишком очевидно. Как только она пришла в себя, бросилась в столовую, к телефону. Набрала номер полиции. Ее соединили с нужным участком.

– Я нашла своего мужа мертвым, – сказала она. – Вы, наверное, должны приехать.

– Минуту, мадам, – ответили ей. – Что с ним? Он убит?

– Не знаю. Не знаю!

– Сейчас приедем.

Они приехали быстро, она думала, что у нее будет некоторое время, чтобы собраться с духом и ответить на все щекотливые вопросы.

В квартиру вошли четверо мужчин, все в штатском. Один из них был доктор – она сразу поняла это, как только он в спальне приподнял голову Бориса каким-то профессиональным жестом. Трое других стояли и молча смотрели на него. Ирен не вошла в спальню, осталась в коридоре. Она медленно-медленно стягивала с руки перчатку. Стянула. Принялась за вторую. Тот из троих, что был повыше, повернулся к ней и спросил, приходится ли она женой убитому.

– Да, – ответила она, почему-то задержавшись с ответом. – Так он убит?

– Как доктор скажет.

– Думаю, тут не обошлось без подушки, – ответил врач, выпрямляясь над трупом. – Я такое уже видел.

– Подушка? При чем тут подушка? – спросила женщина. – Я не понимаю!

– Давайте его в анатомичку, – обратился врач к остальным. – Я его вечером осмотрю. А сердце у него было здоровое?

Этот вопрос адресовался Ирен. Она сглотнула, нерешительно покачала головой:

– Иногда он жаловался на боли. Я просила его обратиться к Годэну, но он…

– Кто такой Годэн?

– Наш врач.

– Дайте его телефон.

Ирен трясущимися руками достала блокнот, продиктовала телефон следователю. Потом ее попросили пройти в другую комнату. Сейчас ее мужа увезут. Ей лучше не смотреть.

Она так и не поняла, почему ей лучше не смотреть, ведь она его уже видела, но послушно прошла в столовую, зажгла лампу, села в кресло, привычно скрестив ноги – как ее в детстве учила гувернантка. Никогда не класть ногу на ногу. Держать ноги так, чтобы они образовывали изящную, но не вызывающую линию. Юбка может немного приоткрыть колени, но не более. Ноги у нее были самые обычные, и она не была уверена, смотрел бы на них кто-нибудь, даже если бы она положила ногу на ногу. Следователь, во всяком случае, не смотрел. Он глядел куда-то сквозь нее, на маленькую картину на стене (Тулуз-Лотрек) и монотонно спрашивал:

– Вы постоянно живете в этой квартире?

– Нет. У нас дом в Пасси.

– Но квартира ваша?