Лайза Хелл - Любовный марафон

— Обувь! — напомнила Нита подруге.

Фелициата, покопавшись в сумке, достала две пары плоских голубых кожаных туфель.

— Как ты думаешь, высохнут наши волосы на воздухе? — спросила она. — Я уверена, что на улице сейчас по меньшей мере градусов двадцать тепла, если не больше. Ведь днем было под сорок. — И, увидев единственный фен, у которого толпилось с полдюжины девушек, разочарованно протянула: — Да, здесь мы можем застрять надолго. Следовательно, остается только свежий воздух! Ты готова, Нита?

Подруга торопливо пыталась вытереть насухо свои мокрые волосы, густой гривой спадавшие ей на плечи.

— Сейчас, — ответила она. — Стоит мне их уложить или и так годится?

— Можно и так, — решила Фелициата, оценивающе посмотрев на голову Ниты. — Ты выглядишь, как дикая цыганка или как темпераментная венгерка, но ни в коем случае не похожа на дитя Берлина. — Она радостно улыбалась. К этому моменту спало напряжение, всегда испытываемое ею перед выступлением и доводящее иногда до тошноты, и мир она теперь видела только в розовом свете, и он казался ей таким прекрасным, как весеннее утро. И такой же розовой и прекрасной, как весеннее утро, выглядела она сама в полном очаровании, создаваемом ее нежностью и хрупкостью, и во многом еще роскошными белокурыми волосами — полная противоположность жизнерадостной темноволосой подруге.

Наконец Нита сбросила с головы полотенце, схватила кожаную сумку и потянула за собой Фелициату.

— Все! — громко воскликнула она. Ее возглас прозвучал как боевой клич. — Нью-Йорк, мы идем! Где самый большой антрекот во всем Манхэттене?

— В Бруклине, — поправила ее Фелициата. — Мы в Бруклине, на Лафайет-авеню, или ты действительно хочешь попасть в Манхэттен? Когда мы туда доберемся, будет уже полночь, а в десять утра репетиция!

— Давай только выйдем отсюда, а на улице все и решим. Главное — не нервничать, Фелайн!

— Ты сама же больше всего и нервничаешь, моя милая!

— Тут я не могу спорить! Осторожней на ступеньках! Если переломаешь ноги, то надолго станешь безработной. — Поддерживая рукой свою подругу, Нита стала спускаться по бетонной лестнице к выходу со сцены. — Если бы твоя голубых кровей мама знала, как хорошо я забочусь о ее любимой доченьке, — бормотала девушка, — то в следующий раз, наверное, пригласила бы меня в элегантный салон на вашу виллу, а при сервировке чая, безусловно, было бы старинное серебро, разве не так?

— Точно, она была бы тебе благодарна, ты ведь ее знаешь! Но почему именно сейчас ты должна упрекнуть меня за мое происхождение?

Фелициата действительно выросла в одной из роскошных вилл местечка Грюнвальд под Берлином. Родители ее обожали и всячески опекали. Многие годы они не только не воспринимали всерьез желание дочери стать танцовщицей, но и рассматривали как мимолетный каприз эксцентричной, избалованной девочки. Правда, этот «мимолетный каприз» смог превратиться в очень надежную профессию. Фелициата стала превосходной талантливой танцовщицей, прежде чем родители согласились с ее выбором. О том, что Фе и Нита на своем долгом пути к успеху успели подружиться, почти никто не знал, в том числе и родители Фе. Девушек отличали не только происхождение, но и характер, вероятно, поэтому они великолепно понимали друг друга. Энергичная Нита, выросшая в берлинском округе Кройцберг без отца и при вечно занятой матери, надеялась в жизни только на себя. Единственной, к кому она привязалась всей душой, была Фелициата. За годы, проведенные вместе в балетной школе, у нее развились почти материнские чувства к Фе. Когда заходила речь о знатном происхождении подруги, Нита только добродушно улыбалась или даже подсмеивалась, особенно над мамой Фелициаты, которая так и не смирилась с профессией своей одаренной дочери и всегда испуганно всплескивала руками, когда та заявляла об очередных гастролях за границей их танцевальной труппы.

Конечно, девушек сближала любовь к искусству, а еще, наверное, то, что они являлись ровесницами, — обеим было по двадцать лет.

— Ты что, действительно хочешь их ждать? Как влюбленный выпускник средней школы? Они же иностранки, Ред, и просто тебя проигнорируют! — Джерми настойчиво уговаривал своего друга Гарретта, который быстрым шагом, почти бегом, покинул академию и свернул на боковую улицу в поисках служебного входа.

— Что значит иностранки? — ухмыльнулся Гарретт. — Прежде всего — представительницы прекрасного пола. До сих пор меня не проигнорировала ни одна женщина! Но даже если бы такое и произошло, я все равно должен увидеть вблизи эту прелестную брюнетку. А это возможно только тогда, когда она выйдет из здания, — надо надеяться, вместе с маленькой блондинкой, так понравившейся тебе. Ну, Джерми, давай отнесемся к этому, как к игре! Если обе девушки появятся вместе, мы заговорим с ними, если нет… а… смотри, они идут… и — что я говорил… рука об руку! Они прелестны… рискнем!..