Ольга Дашкевич - Нью-Орлеанская дева

— Куда вы поедете, Иван? — Спросила я. — Отпуск у Антона когда кончается?

Иван бросил на Антона короткий взгляд. Тот за все это время не произнес ни единого слова, сидел, уткнув подбородок в колени и смотрел на мокрый асфальт, как будто что-то там видел.

— Через две недели, — сказал Иван. — Правильно?

Антон не ответил, даже не поднял головы. Я вспомнила, как мы сидели там, на островке, и ждали, и негры больше не подходили к нам, даже не приближались; как Иван отводил глаза; как прилетел последний вертолет, и мы пошли к нему по полосе грязной суши: впереди мы с Антоном, за нами Иван и Нэнси; как Антон посторонился у вертолета, пропуская Нэнси вперед, и как она непроизвольно шарахнулась от него, точно от прокаженного. Я знала, что никогда не забуду мучительную усмешку, на миг появившуюся на его губах.

— Ты поедешь ко мне, — пробормотала Нэнси и поцеловала Ивана в плечо. — Господи, неужели мы отсюда выберемся?.. Помоемся, наконец, ляжем в нормальную кровать, на чистое белье…

«А ты поедешь ко мне?» — хотела я спросить Антона, но побоялась. Побоялась, что он не ответит или ответит «нет». Мне сделалось так тоскливо и одиноко, как будто я оказалась далеко-далеко от него, за много тысяч километров. Чтобы уничтожить эту невыносимую дистанцию, я придвинулась к нему и нерешительно спросила:

— Тош… ты хочешь пить?

Он покачал головой. Я подумала, что он так и не откроет рта, что я больше никогда в жизни не услышу его голоса, но он вдруг сказал:

— Спать хочу.

Лечь было негде, только прямо на асфальт.

— Ложись, — сказала я.

Антон лег, — естественно, точно уставшее животное, положив голову на мои колени. Я наклонилась, чтобы дождь не попадал ему в лицо, и он повернулся на бок, уткнувшись мне в живот и обхватив рукой мои бедра. Иван и Нэнси, чуть помедлив, подсели к нам — Иван сел спиной ко мне, подпирая меня своими широкими плечами, а Нэнси свернулась клубочком у него на коленях.

Близился рассвет, дождь все шел, а утром по одному начали прилетать военные вертолеты, которые забирали людей и отвозили в аэропорт Луизиана, откуда спасенных отправляли дальше, в Техас.

В Луизиане мы, грязные, помятые, невыспавшиеся и голодные, провели несколько ужасных часов — мы старались не отходить далеко друг от друга, чтобы не потеряться и не стать объектом ненависти таких же горемык, свихнувшихся от лишений. Здесь, чуть что, вспыхивал такой яростный шквал агрессии, с которым с трудом справлялись даже национальные гвардейцы. В туалет мы с Нэнси ходили, буквально взявшись за руки. В очереди за стаканчиками с горячим супом стояли, сцепившись локтями. Народу было столько, что сложно казалось сделать шаг, не наступив на чью-нибудь ногу или руку. Мы каким-то чудом заняли место у стены, где все-таки поменьше толкали. Но за супом пришлось ходить по очереди — сначала мы с Нэнси, потом парни.

— Всё молчит? — спросила Нэнси, когда мы со своими стаканчиками вернулись на наше место, а Иван с Антоном пошли стоять в очереди.

— Молчит, — я отхлебнула супу и поморщилась: отвыкшее горло сжалось, не давая глотать. На глазах выступили слезы.

— Не реви, — Нэнси сочувственно погладила меня по плечу. — Все пройдет. Вот доберемся до дому, и ты забудешь его, как страшный сон.

— Ты с ума сошла, — я уставилась на нее, не веря своим ушам. — Как это — забудешь?.. Нэнси, ты что, не поняла? Я его люблю. Я хочу быть с ним. Я хочу, чтоб он из своего чертова Ирака вернулся ко мне. Все равно ему некуда идти. Но я хочу, чтобы он приехал ко мне не поэтому, а потому…

— А потому-у-у!.. — передразнила Нэнси. — Надеешься на ответные чувства? Какие могут быть чувства у убийцы? Ты что, не понимаешь, что у него сломана психика? Ты что, ветеранов-«афганцев» никогда не видела?..

— Видела, — тихо ответила я.

В тот первый день нашего знакомства я рассказала Нэнси о себе все, начиная с детского сада. Не рассказала только о своем отце.

— Девчонки, вы как тут, в порядке?.. — Иван, похлебав горячего, оживился, его глаза блестели. Нэнси прижалась к нему почти прежним грациозным жестом и потерлась о его плечо, как кошка. Антон молча протиснулся мимо меня и сел у стены. Я смотрела на него. Он сделал маленький глоток, опустил стакан, прислонился к стене и закрыл глаза.

— Тош, — я скользнула к нему и присела рядом. — Что с тобой?

— Все хорошо, — ответил он, не открывая глаз.

— Да не приставай ты к нему! — раздраженно сказала Нэнси. — Пусть сидит…

— На Техас!.. Отправляют… вставайте…