Мишель Маркос - Секреты соблазнения

— Мне нечего прощать, джентльмены, — произнес Эрлингтон. — Мы собрались здесь по одной и той же причине — дабы мирно разрешить конфликтную ситуацию, возникшую между нашими народами. Что касается меня, я только и желаю сделать все возможное, дабы обеспечить справедливость для всех подданных короля.

— Даже сейчас? — саркастически поддел его Кинросс, едва глядя на Эрлингтона.

— Сдается мне, посланник, — начал Холлиард Скин, — что Шотландии жилось куда лучше, когда она не входила в число подданных короны.

Как и Эрлингтону, Скину было за пятьдесят, но складывалось впечатление, что каждый год своей жизни он провел в боях. Лицо пестрело белыми шрамами, а руку он прятал под сине-красно-зеленым клетчатым пледом, маскируя отсутствие кисти.

— С момента заключения актов об Унии шотландцев всегда воспринимали как людей второго сорта. Мы страдаем, как любая нация, правительство которой находится на большом расстоянии. Наши права и свободы отнимают одну за другой.

— Да, — подхватил Кинросс, кивая рыжей головой. — Вот и сейчас — еще больше налогов, никаких послаблений и никакой выгоды. Это возмутительно!

Эрлингтон привык иметь дело с политиками, людьми слова, с хорошо подвешенным языком. Но сейчас перед ним были не политики. Эти люди прямо выражали свои мысли и чувства. Тем не менее, эти трое шотландцев были влиятельными людьми, землевладельцами, обладавшими большим весом в обществе. И если они призовут к вооруженному восстанию, шотландцы пойдут за ними.

— Кинросс, я, разумеется, понимаю ваше недовольство новыми налогами. Парламент не рад не облагать людей новыми сборами. Но война с Наполеоном практически разорила правительство. Нам необходимо восстановиться, а это требует временного введения шестипенсового налога на зерно и другие продукты.

— Вы должны понимать, что не только Кинросс недоволен этим, посланник, — сказал Скин. — Из-за налогов люди голодают. Получается, что фермеры не могут позволить себе есть то, что выращивают. Если они не выплатят помещикам проценты по налогу, их вышвырнут с земли. Неужели парламент хочет уморить их до смерти?

— Вовсе нет, Скин. От войны пострадали все подданные короля без исключения. Англичан точно так же обложили налогами, как и шотландцев.

— Но англичанин зарабатывает больше шотландца, — тут же возразил тот. — И получает все привилегии, которые предполагает уплата налогов. Хорошие дороги, больше школ… Лучшее здание суда.

Он обвел рукой комнату, в которой они находились, и которая на вид была чуть комфортнее простого амбара.

— Да, — подтвердил Кинросс. — Если уж шотландцы платят налоги, то они должны приносить им пользу.

— И не забывайте, посланник, — продолжил молодой Брэндуб, — англичанин свободно может продавать свои товары на мировом рынке. А шотландцам запрещено делать это напрямую, а следовательно, и получать прибыль. Если я хочу продать свой скот в Германию, мне сперва надо продать его англичанам по их цене. Разве это справедливо?

Да, это несправедливо, но Эрлингтон не мог подтвердить это.

— Все это ценные замечания, и я даю слово, что обращу на них внимание парламента.

— Я скажу вам, что привлечет внимание парламента. Отказ платить налог.

Эрлингтон покачал головой:

— Это не выход, Кинросс. Это только ухудшит отношения между нашими странами.

— Что может быть хуже, чем вид матери, неспособной накормить своих детей? — ответил Кинросс.

— Никто не хочет этого, Скин. — Произнося эти слова, Эрлингтон почувствовал слабую боль в груди, и в его сердце просочился страх. Он ждал сокрушающей боли, которая предшествовала его последнему сердечному приступу, но, к счастью, все прошло. Он сделал глоток виски, чтобы успокоить нервы. — Король хочет мира, хочет облегчить страдания шотландцев. Я уполномочен установить минимальную фиксированную надбавку на домашний скот, продаваемый за пределами страны. С этого момента вы будете получать надбавку за каждую голову скота, доставленную в Лондон для торговли за границей.

— Налог, посланник, — напомнил Брэндуб, ударив по столу пальцем. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить налог.

Эрлингтон задумчиво кивнул.

— Налог на зерно должен быть установлен.

Брэндуб фыркнул.

— Видите, джентльмены? Что я вам говорил? Правительство умеет заставить две трети нации отдать все, что у них есть, в пользу одной трети.

Эрлингтон поднял голову.

— Это слова Вольтера, сэр.

— Да, — ответил молодой человек. — Он был великим реформистом.