Лана Балашина - Любовь по контракту

— Приносим извинения за неуместное вторжение на чужую территорию. Думаю, что это недоразумение легко исправить с помощью простых расчетов. Мы снимаем свои претензии на покупку доли акций.

Сиротенко кивнул:

— Присылайте экономистов, произведем расчеты и все вложенные вами деньги мы вернем. Мой привет и наилучшие пожелания Ивану Николаевичу.

Ребята, дружно печатая шаг, покинули нас.

Я забеспокоилась. Участвовать в бандитских разборках ранее мне не приходилось, и удовольствия от этого я не получала.

Митя и Герман тоже поднялись.

— Думаем, что нам тоже задерживаться здесь не стоит.

Где-то за заднем плане мелькнули растерянные лица официантов. Наверное, они ожидали чего-то более впечатляющего от встречи таких людей.

Сиротенко наклонился ко мне:

— Заскучала? Вот отпустим ребят, я с другом попрощаюсь, и поедем домой.

Это было последней каплей. Сжав челюсти, Митя и Герман, захватив приближенных, молча вышли из зала.

Крупнолицый неожиданно расхохотался:

— Любишь ты, Ленька, театральные эффекты! Как ты его, а?! — Он похлопал приятеля по плечу. — Сам-то справишься, или подогнать тебе моих бойцов?

Сиротенко качнул головой:

— Конечно, справлюсь. — Он поднялся: — Спасибо тебе, Миша, за поддержку.

— Ладно тебе, я знаю, что этот город и этот комбинат для тебя много значат. Так что дерзай!

Домой ехали в молчании.

Я обдумывала сегодняшние события, и мне все меньше они нравились.

Сиротенко поднялся на веранду, уселся в свое любимое кресло. Я присела напротив, и он поднял на меня глаза:

— Завтра привезу нотариуса, ты ведь не откажешься подписать доверенность на мое имя с правом представлять твои интересы?

Я пожала плечами.

— Если честно, никаких своих интересов я тут не вижу. Как вы думаете, когда нам с Мишкой уже можно будет уехать?

— Ты хочешь уехать домой, в свою квартиру?— уточнил он.

— Ну, да.

Он вздохнул:

— С этим придется пока подождать. Вам лучше пожить здесь.

— Почему?

Он терпеливо объяснил:

— Я не смогу обеспечить в городе твою охрану.

— Вы же, вроде, договорились?

— Вроде. — Он холодно посмотрел на меня и спросил: — Неужели ты не поняла, что Митя никогда не забудет пережитого унижения? Кроме всего прочего, у него из-под носа увели лакомый кусок, а Митя всегда был жаден до денег.

Я помолчала.

Сиротенко сердито посмотрел на меня:

— Надеюсь, ты не думаешь, что я влез в эту игру только из-за твоих прекрасных глаз? Поверь, все гораздо серьезней, чем видится тебе.

— Так это с вашей точки зрения только игра? Почти как у Шекспира, весь мир —театр... И никому нет дела до того, что чувствуют другие люди: я, например, или директор комбината, его зам по науке, люди, работающие на комбинате, или даже этот противный тип Игнатенко... Его ведь убили из-за этих проклятых акций, да?

Он склонил голову на бок и внимательно посмотрел на меня:

— Вижу, что ты в курсе последних городских новостей. Подруга сведения поставляет?

Я пожала плечами:

— Какая разница!

— Конечно, разницы никакой. Понятно, со мной ты разговаривать не хочешь, а любопытство разбирает. Ну-ну.

Он поднялся и сказал, нависая надо мной:

— Учти, я баб никогда силой не удерживал, и тебя не буду. Когда увижу, что тебе можно будет уехать, сам скажу. А до тех пор ты будешь сидеть здесь. Ясно?

Я испуганно кивнула, и он пришел в себя, отодвинулся.

— Извини. Сегодня был паршивый день, устал ужасно. Спокойной ночи.

— Как дела? — спросила Алла. — Новости смотришь?

— Смотрю, — обреченно подтвердила я. — Кажется, это война.

Она хмуро сказала:

— А ты рассчитывала на другой исход?

Я промолчала.

— Мой правоохранительный друг потирает руки. Понимаешь, он — парень честный и добросовестный, но достать тех, кто сейчас воюет, не мог бы никогда. А так...

— Знаю я их честность. С их молчаливого попустительства Герман и Митя наладили бы производство какого-нибудь убойного синтетического наркотика, еще и при поддержке целого научно-исследовательского института!

— Ну, оно и понятно, что на страже здоровья нации только вы с Сиротенко стоите. А остальным на все плевать.

— Я так не говорила. Просто поняла, что, оставшись в стороне, потом себе никогда этого не прощу.

Она помолчала и тихо сказала:

— Вообще, ты — молодец. Не знаю, решилась бы я на что-то подобное в твоем положении...

— Решилась бы! — уверенно сказала я. — И не делай из меня героиню. Я — трусиха ужасная и отдала бы все на свете, чтобы оказаться сейчас где-нибудь очень далеко, за океаном, например. Хочется пожить тихо, не борясь за свою, Мишкину и чужие жизни. Читать книги, сажать цветы, вести хозяйство, воспитывать и любить ребенка, работать, по вечерам ждать возвращения мужа. Устраивать себе и ему романтические вечера, а по выходным уезжать куда-нибудь далеко, в горы, лес или к морю. Просто жить, понимаешь?