Нэнси Бартоломью - Стриптиз в кино

Я повернулась спиной к внешнему миру и поднялась по лестнице в дом. Все по-прежнему было тихо. Обошлось без выстрелов.

Первым делом я сбросила с себя насквозь промокшее платье, кинула его на спинку стула. Сняла белье, все… Осталась в чем мать родила и, сдернув покрывало с постели, забралась туда и закуталась в простыню. Флафи, не теряя времени, пристроилась у меня в ногах. Через секунду мы уже спали…

Когда я проснулась, на месте Флафи в изножье кровати сидел Нейлор.

Он мне снился. Во сне мы ехали на мотоцикле. Я сидела сзади, обхватив его руками, прижимаясь к нему, положив голову на плечо. Нам было хорошо и легко, все беды сегодняшнего дня остались в прошлом. Мы уезжали, и никто за нами не гнался, не задерживал. Под колесами было шоссе, дорога шла вдоль берега; над нами летали чайки, мы смеялись и что-то кричали им и друг другу.

Внезапно Нейлор нажал на тормоза, чтобы не наехать на какое-то препятствие посреди дороги. Мотоцикл занесло, он его с трудом выправил, и я увидела, что там лежит тело Алонцо Барбони, все в крови, лицо обглодано каким-то зверьем. Колеса заскользили в лужах крови, мотоцикл ударился о бровку тротуара… И вот мы падаем… летим туда же — в эту кровь…

Я в ужасе вскрикнула и села в постели, тяжело дыша. Открыв глаза, я увидела, что кто-то сидит рядом, и опять закричала.

Нейлор крепко обнял меня, прижал к себе.

— Все в порядке, Кьяра. Это я.

Он не выпускал меня из рук, гладил по голове, как ребенка, шептал что-то утешающее. Я все еще дрожала от увиденного во сне, от того, что эти картины еще не стерлись в памяти.

— Это всего лишь плохой сон, — сказал Джон, словно знал, что именно я только что увидела.

— Нет, — возразила я, — это было на самом деле.

— Ладно… — Он снова понизил голос до шепота. — Я с тобой. Ты не одна. Все будет нормально.

Он долго еще, не говоря больше ни слова, держал меня, прижимая к себе, и Флафи, видимо, поняв, что сложилась ситуация, когда третий лишний, спрыгнула с постели и деликатно удалилась.

Постепенно сознание прояснялось, ужасные события отходили все дальше, я почувствовала, что я дома, в безопасности, что ужас прошедшего вечера позади. У себя, в надежной гавани, я отдалась радостному ощущению душевного и телесного покоя.

В какой-то момент прикосновения Нейлора стали более требовательными, чувственными, и я с готовностью откликнулась на них. Его дыхание участилось, когда мои пальцы коснулись его шеи, волос. Джон поцеловал меня, и я вздрогнула, когда его рука коснулась соска моей левой груди, а язык заскользил по шее и ниже.

— Остановись! — против собственной воли сорвалось у меня с языка.

Он отпрянул:

— Что?

Джон смотрел мне прямо в глаза, и я чувствовала себя последней дурой, потому что хотела его и мечтала об этом так или иначе все время, а теперь, когда мое желание вот-вот сбудется, проявляю норов и опять в который раз все порчу.

— Ты и я… — попыталась я объяснить. — Мы по-разному, но завязаны сейчас в одном деле. Только положение неравное… И если ты просто думаешь воспользоваться моментом…

Я замолкла. Нейлор пристально смотрел на меня — не то с угрозой, не то с раздражением и жалостью.

— Кьяра, — сказал он, — не болтай глупостей, о которых будешь потом жалеть. Не делай выше стену между нами, которая, быть может, и так высока. Но, видит Бог, не по моей вине.

Не знаю, что он хотел сказать, — возможно, намекал на то, что я занимаюсь танцами со стриптизом, но, по правде говоря, в эти минуты мне было не до выяснений. Его рука снова осмелела, он снова гладил мне шею, грудь.

Однако я — проклятый характер! — припомнила еще одну обиду.

— Считаешь, что мои усилия разобраться в убийствах ничего не значат, да? Даже не хочешь со мной говорить на эту тему, хотя у меня есть доступ к информации, какую вы за миллион лет не получите при ваших допросах. Тебе куда важней, что я тут перед тобой… голая.

— Тьфу ты!.. — Джон беззвучно выругался и опять отодвинулся, а у меня сжалось сердце.

— Чего ты хочешь от меня? — почти выкрикнула я в отчаянии. — Только…

— Нет, не только, Кьяра. Разве ты еще не поняла, что я действительно хочу заботиться о тебе? — Я попыталась что-то возразить, но он приложил палец к моим губам. — Не хочу этим сказать, что ты совершенно беспомощна или что-то в этом роде, но бывают в жизни моменты, когда помощь необходима. К сожалению, не все и не всегда это понимают. А некоторым мешает чрезмерное самолюбие. — Опять камень в мой огород, но ладно уж, дослушаю до конца. Джон продолжал: — Я выслушиваю и принимаю к сведению все, что ты мне говорила и будешь говорить, но пойми: положение становится все более опасным. Для тебя. И помощь даже самых распрекрасных пожилых женщин может оказаться безрезультатной. Кто-то угрожает тебе. Кому-то ты встала поперек дороги. Однако твои безрассудные действия могут лишь помешать размотать весь клубок преступлений… И навредить тебе…