– Кто победит, мисс Спенсер? – шептал он ей в ухо. – Ваше тело или разум?
Она могла бы без колебаний ответить ему, да только потеряла голос. Сейчас Питер задвигался быстрее, и ей пришлось поневоле встречать его выпады. Он крепко держал ее бедра и двигал навстречу себе, доставая так все глубже и глубже, скользкий, горячий и мощный. И ей захотелось кричать, но звука не было, лишь удушливый всхлип.
– Вы же хотите, – продолжал шептать Питер ласковым и спокойным тоном. – Боретесь с собой, но хотите. Лишь одна «маленькая смерть» – ничего безвозвратного. Отдайтесь мне, Женевьева. Дайте мне ее прямо сейчас.
Не стоило так уступать. Это прошло сквозь нее, как вспышка молнии, электрический шок: тело болезненно выгнулось на кровати, голова мотнулась назад, и Женевьева открыла рот, чтобы закричать.
Он зажал ей рот ладонью, чтобы заставить замолчать, и она кончила, погибла, ее тело конвульсивно сжалось вокруг него, в каком–то нескончаемом выбросе напряжения продолжая двигаться. И снова. И снова. Утопая все глубже. Она не могла вздохнуть, вгрызлась в его руку, со всей силы, пока ее тело рассыпалось в электрических искрах, исчезавших в ночи, пока совсем ничего не осталось.
Женевьева не могла пошевелиться. А только способна была лежать, вспоминая, как нужно дышать, медленно начиная возвращаться в темную комнату, в эту помятую постель, к человеку, что лежал поверх нее и все еще внутри нее. И все еще возбужденному. Моргая, она ошеломленно открыла глаза.
Он сверху глядел на нее, холодным оценивающим взглядом синих глаз. И даже не запыхался.
– Не могли бы вы отпустить мою руку? – спросил Питер самым что ни на есть вежливым тоном.
Потом соскользнул с нее, лег рядом, потный, но внешне равнодушный.
– Простите, я не воспользовался презервативом, – вдруг сказал он. – Обычно я предпочитаю не оставлять после себя беспорядок.
– Учитывая обстоятельства, думаю, вряд ли это имеет значение.
На беду получился какой–то невнятный шепот, а не пресыщенный скучающий тон, который пыталась изобразить Женевьева. Зато она получила ответ на свой вопрос. Ее так захватил собственный всепоглощающий отклик, что она даже не была уверена, соизволил ли он кончить. Влага между ног свидетельствовала, что все–таки это произошло.
Женевьева повернулась и посмотрела на него, положила ладонь на его грудь, где предположительно было сердце. Ничего, кроме ровного спокойного ритма. Ее глаза встретились со взглядом Питера, и он пожал плечом, легкая улыбка вышла почти извиняющейся.
– Я вас предупреждал, – произнес он.
– Вы предупреждали, – вторила Женевьева, пристально всматриваясь в него. Глаза – зеркало души, как говорят. В его же случае в зеркале отражалась пустота.
Женевьева как–то умудрилась сесть, хотя ощущала такую слабость, что ее покачивало. Нужно уйти от него, даже если ей придется ползти по полу. Йенсен испытал оргазм, сомнений не было, но все еще находился в возбуждении. Значит, полностью не кончил, конечно же. Просто прекрасно доказал свою точку зрения: он может заставить кончить партнершу, позволив себе лишь самый слабый физиологический отклик.
И она точно не хотела, чтобы Йенсен доказывал эту истину снова.
– Я иду в ванную, – предупредила Женевьева. Запретить он ей не мог.
– Вы не можете смыть меня с себя, Дженни, – тихо сказал Питер, закрывая глаза. – И никогда не сможете, как ни старайтесь.
Она не ответила. Да и что могла сказать, когда знала, что он прав? Прав буквально во всем.
Просто вытянула простыню из кипы покрывал и завернулась в нее. Питер не шевелился. Должно быть, заснул, сомнительный знак, что он, в конце счете, может, и человек.
Ей было все равно. Ее опустошили до дна, она проиграла. Она – это лишь запачканная женщина в простыне, побредшая по темному дому в предрассветной мгле, понявшая, что сегодня подходящий день, чтобы умереть.
На краю бассейна эта женщина скинула простынь и вступила в воду, чувствуя, как та принимает ее в теплые материнские объятия.
И погрузилась на дно, дав водам сомкнуться над головой.
«К этому времени девушка, должно быть, мертва», – думала мадам Ламберт, принимаясь за сэндвич с яйцом, если Питер решил следовать приказу начальницы. Скверное решение, но, в конечном итоге, необходимое. Один из тех ужасных моментов, когда нужно делать выбор. И главнокомандующему приходится выбирать ради великих целей. Прежде ей не доводилось принимать таких решений, и это неотступно преследовало ее, когда даже такую малость пришлось совершить.
Читать дальше