Энн Стюарт - Холодный как лед

Когда они дошли до ее погруженной в темноту спальни, Питер отпустил руку. Включил в ванной свет и прикрыл дверь, чтобы лишь через небольшую щель освещалась комната. Потом снял рубашку и бросил на статуэтку балетной танцовщицы.

– Не люблю камеры, – повернувшись к Женевьеве, пояснил он.

Откуда–то до нее донесся ее же голос:

– В этой штуковине есть камера? А я–то думала, что это шедевр Дега.

– Наверно, так и есть. Гарри без зазрения совести разрушит невозвратимо любой предмет искусства, если того требуют собственные нужды. Тут повсюду камеры. Ван Дорн любил быть в курсе того, что происходит вокруг него, и сам не возражал против публики.

– Почему вы говорите в прошедшем времени? Он что, уже мертв?

– Насколько мне известно, нет. Сомневаюсь, что Рено не подчинится моему приказу, когда дело дойдет до чего–то такого. Ступайте в постель.

Как она и боялась, он был прекрасен весь. Большинство англичан склонны к бледности и тощие, как щепки. У Питера же была загорелая золотистая кожа и отлично очерченные мускулы, и Женевьева уже знала, какова на ощупь его теплая, сильная плоть.

– Теперь я вижу, почему вы используете секс, когда другие виды оружия изменяют вам. Вы очень привлекательны, я бы решила, что женщинам трудно сопротивляться вам. И мужчинам, – добавила она.

– Это не последнее средство, к которому я прибегаю, Женевьева, – сказал он. И повторил: – Ступайте в постель.

Вообще–то, она уже слегка почувствовала какую–то незащищенность. Потому беспрекословно забралась в огромную кровать и скользнула под тонкотканные простыни.

Нет, – бросил Питер и сорвал покровы, откинув их вне досягаемости на пол. – Ложитесь на спину.

Что он сделает, если она попытается сбежать? Бросится ли за ней, ударит? Или еще хуже: даст ей уйти?

Она легла на подушки и в кои–то веки порадовалась, что плохо видит. И еще бы здорово набраться. Или накачаться таблетками, затеряться где–нибудь во времени и пространстве, там, где в жилы не проникнет паника и не устроит там свои танцы.

Питер подошел с боку кровати, сунул руку под матрас, вытащил мясницкий нож и положил рядом с Женевьевой.

– На всякий случай, вдруг вам понадобится, – пояснил он. – Не стесняйтесь, пользуйтесь.

– Вас что, это возбуждает? – не сумев сдержать гнев, сердито спросила она.

– Не скромничайте. Меня возбуждаете вы. И прекрасно это знаете.

– Я могла бы вас ударить ножом.

– Можете попытаться. Впрочем, не думаю, что вы даже вспомните, что в пределах досягаемости есть нож. И не думаю, что вы захотите чем–нибудь остановить меня.

Она потянулась и взяла нож, ухватившись за резную деревянную рукоять. Немецкая сталь – она без малейшего сопротивления вошла бы в плоть. Его красивую золотистую плоть.

– Испытайте меня, – воинственно заявила Женевьева.

Он прошел до двери, закрыл ее на замок, затем повернулся и посмотрел на Женевьеву от изножья массивной кровати.

– Я и собираюсь.

Ей это не нравилось, ни чуточки. Она во всем теле чувствовала то жар, то холод, вытянувшись в нижнем белье, которое предназначено было соблазнять, тогда как это последнее, чего Женевьева хотела. Пока он снимал белые одежды, она заставила себя смотреть на него, не отворачиваясь, как бы ей ни хотелось. Смотреть на голого мужчину было неловко, особенно на возбужденного – в прошлом она обычно старалась отвести взгляд в сторону.

Но на сей раз она просто не могла. Нельзя отрицать: он воистину великолепен, и Женевьева размышляла, как это повлияет на нее. Чем красивее мужчина выглядит, тем эгоистичнее ведет себя в постели – вот что она вынесла из своего ограниченного опыта. Если придерживаться этой истины, то Питер Йенсен станет наихудшим из ее любовников.

– Какое мужество, Женевьева, – тихо проговорил он, слишком хорошо ее зная. – Вы ведь, скорее, предпочли бы повязку на глазах?

– Я не такая извращенка.

– Не знаю… вы могли бы удивиться.

Питер двигался с такой стремительной смертоносной грацией, что она даже не поняла, что он успел броситься к ней от изножья кровати и схватить за запястье, когда Женевьева сжала в руке нож. Он вытянулся поверх нее, и она ощутила его каждой частицей тела – железные мышцы против ее колотящегося сердца, длинные голые ноги вдоль ее ног, твердый возбужденный член в соединении ее бедер. Жесткое лицо нависло над ней, рот почти вплотную приблизился к ее губам, но оставался Питер спокойным и безучастным.

– Я думала, вы не боитесь ножа, – собрала она последние остатки строптивости.