Дмитрий Вересов - Полет ворона

Впереди показалась гладкая черная поверхность, от которой даже на таком расстоянии веяло жутью.

— Что там? — дрожащим голосом спросила она.

— Маре Тенебрарум, — сказал центурион. — Море Мрака. Там ждет тебя Черный корабль Божественного Скривнуса, Повелителя Первого Круга. Смотри.

Он показал на черную точку в том месте, где серая глина сливалась с черной водой. Точка стала расти, обретать форму, и Таня разглядела в ней высокий трехмачтовый корабль с черными парусами. На грот-мачте развевался черно-алый флаг, при взгляде на который ее обдало нестерпимым холодом.

— Я не пойду туда, — сказала она и уселась прямо на мокрую глину.

Центурион посмотрел на нее презрительно и чуть сочувственно.

— Поразительно глупая девка, — сказал он. — Пойми же ты, что Божественный Скривнус всемогущ и может, в пределах Первого Круга, пребывать одновременно везде — и в своем дворце, и в императорской каюте Черного корабля, и в сером небе, и во мне, и в тебе, и в этом вот щите.

Он выставил перед ней щит, тут же замерцавший медно-красным. Таня завороженно смотрела на полированную поверхность щита. По обводу щита проступили хорошо знакомые ей буквы «SCRIVNUS REX IMPERAVIT», а в самом центре появилась мертвая голова с огромными незрячими глазами и плотно сжатыми губами.

— Хе-хе, а вот и я! — сказала голова, не разжимая губ, и Таня с диким ужасом поняла, что голова разговаривает перерезанным горлом. — Мы, Божественный Скривнус, и прочая, и прочая, ждем тебя на обед. Надеюсь, ты сумеешь доставить наслаждение нашему божественному желудку. Хе-хе-хе!

Таня сжалась.

— Нет!!! — крикнула она. — Не дамся тебе, Огнев! Голова исчезла в щите.

— Сестра! — вдруг каким-то бабьим голосом заверещал центурион. — Сестра!

Серое небо треснуло, как оберточная бумага, и в разрыве показалась громадная рука. Пальцы расширяли брешь, в которую бил яркий белый свет. Крохотный центурион поднял игрушечные ручки, закрываясь от света, глинистый берег таял, как во сне, а рука опускалась все ниже и ниже, пока не коснулась Таниного лба.

И Таня открыла глаза.

Над ней стояла женщина в белом халате и держала руку у нее на лбу. А над женщиной плыл белый, в трещинках, потолок.

— Где я? — прошептала Таня.

— А в больничке, милая, — сказала медсестра. — Склифосовского знаешь? Ну вот там.

— А этот... Божественный Скривнус?., Он хотел сожрать меня...

— Это, милая, наркоз у тебя отходит. После операции.

— Какой еще операции?

Таня попыталась сесть, но слабость отбросила ее голову на подушку.

— Не надо, милая, капельницу собьешь еще... А про операцию тебе завтра доктор расскажет. Сегодня поздно уже, домой пошел он.

Таня застонала.

— Слушайте, — сказала она. — Мне нужно рассказать. Срочно. Произошло ужасное. Позвоните в милицию, пусть пришлют кого-нибудь.

— Так были уже. И из милиции, и из прокуратуры. Телефончик в ординаторской оставили. Просили позвонить, как ты в сознание придешь.

— Звоните, — сказала Таня.

Медсестра с сомнением посмотрела на нее.

— А не торопишься? Может, до завтра погодим.

— Нет. Мне надо срочно... Только вот...

— Что, милая?

— Водички бы. И покурить.

Медсестра улыбнулась и достала из кармана пачку «Столичных».

— Специально для послеоперационных держим, — сказала она, вставляя сигарету Тане в рот и зажигая спичку. — Раньше с этим строго было — нельзя, и все тут. Только много больных, которые курящие были, через этот запрет после операции концы отдавали. И вышел новый указ: курящим курить давать.

Таня с наслаждением затянулась.

— Сколько я здесь?

— Не знаю, миленькая. Только сегодня заступила. А в прошлое мое дежурство тебя еще не было. Так что, может, вчера, а может, позавчера... Впрочем, погоди, оперировали тебя под утро, значит, скорее всего, ночью привезли — и сразу под нож. У нас профиль такой — час промедлишь, и можно больного на девятое отделение переводить.

— Девятое отделение — это что?

— Морг, милая.

Таня передернулась.

— Пожалуйста, позвоните им. Скажите, что я готова говорить,

Ночью Таня не могла заснуть, металась. Болел низ живота и особенно левая лодыжка. Таня исхитрилась поднять больную ногу и в свете ночника разглядела, что лодыжка опухла и потемнела. В метаниях своих Таня случайно вырвала из себя катетер и намочила кровать. К счастью, поверх простыни была положена клеенка, так что белье менять не пришлось. Пришла медсестра, поцо-кала языком, вправила трубочку обратно и вкатила Тане мощный успокаивающий укол. Он подействовал не сразу, и Таня только под утро забылась тяжелым черным сном.