Дмитрий Вересов - Полет ворона

Гостей практически не было. Кроме жениха с невестой, ее родителей и матери Воронова, совсем простой старушки, взявшей на себя всю готовку и почти не вылезавшей из кухни, был только Павел. Он сильно похудел и выглядел усталым. После первых тостов и закусок он извинился, отправился в бывшую свою комнату, которая теперь стала «уголком» Лидии Тарасовны, и прилег на диван. Через некоторое время туда заглянула Елена.

— Мы столько не виделись. Как ты?

— Ничего. Устаю сильно.

— Как дочка?

— Растет. Зашла бы как-нибудь, взглянула на племянницу.

— Некогда. Ты же видишь.

— Вижу. Жить будешь здесь или у него?

— Не у него, а с ним. Но в этом доме. Мы обменяли его квартиру.

— Хрущевскую «двушку» на сталинскую «трешку»? — Павел грустно улыбнулся.

— Ты же понимаешь.

— Понимаю.

— Ты все там же?

— Еще полгода. Потом приедет Лихарев, и надо будет что-то решать.

— А Татьяна?

— У себя, наверное. Не знаю. Мы не видимся.

— Понятно. Как тебе женишок?

— Никак. А тебе?

Елена не то засмеялась, не то всхлипнула.

— Ты что?

— Так, ничего. Просто ты первый догадался спросить. Я его ненавижу. ,

— Тогда зачем?.. Хотя погоди, я сам скажу, а ты только подтвердишь — да или нет.

— Хорошо.

— Ты ненавидишь его и черпаешь в этой ненависти силы, чтобы жить. Ты держишься за него, потому что иначе ты снова превратишься в живой труп. Да?

— Да, — чуть слышно прошептала Елена. — Как ты догадался?

— Жизнь научила. — Павел безрадостно усмехнулся. — Только скажи мне — он, конечно, человечек так себе, но разве тебе его нисколько не жалко? И себя не жалко?

— А что такое жалость? Я забыла.

— Извини, — сказал Павел. — Я забыл, что ты забыла...

— Леночка, — раздался из гостиной сладкий, чуть нетрезвый голос Воронова. — Мы тут без тебя соскучились, Елена посмотрела на брата.

— Иди, Чернова-Воронова, — сказал Павел. — Желаю тебе... желаю тебе выздороветь. Если что — адрес мой ты знаешь.

— Знаю. Только он мне не пригодится. Елена вышла. Павел посмотрел ей вслед и откинулся на подушку, глядя в потолок и тихо-тихо напевая:

— Черный ворон, что ж ты вьешься...

Эта странная свадьба произошла в начале ноября. В декабре супруги Вороновы отбыли во Францию по техническому обмену, оставив старушку-маму куковать в новой трехкомнатной квартире.

Дверь мгновенно распахнулась. На пороге стояла невысокая женщина в строгом костюме и сквозь толстые стекла очков без улыбки смотрела на Люсьена.

— Э-э... Я, собственно, по приглашению. Информед, — с легким поклоном сказал Люсъен.

Женщина отступила на два шага в глубь гостиной и деревянным голосом произнесла:

— Проходите.

Она быстро прошла к дверям в гостиную и распахнула их перед Люсьеном.

— Но я, извините, не вполне в курсе... — семеня за ней, говорил Люсьен.

— Проходите, — повторила женщина, похожая на японскую бизнес-даму средних лет. — Миссис Розен просит извинения за некоторое опоздание. Пока можете закусить и отдохнуть.

— Но... — начал Люсьен, однако дверь за японкой уже затворилась.

Старший лейтенант Рафалович выматерился в трубку, длинно и вычурно, при этом, однако, палец его предусмотрительно прижимал рычаг. Вроде и высказался, и никого не обидел.

Он вздохнул, отставил телефон и придвинул к себе исписанный и изрисованный стрелочками листок бумаги. Он поискал глазами, нашел фамилию «Нефедьев» и под словами «комбикорм» вписал: «гофр. железо 200 кв.». Обвел в кружочек, повел стрелочку, призадумался, куда бы ее вывести. На Нечипоренко?

Рафалович вновь придвинул к себе телефон, набрал номер.

— Верочка, день добрый... Узнали? Да, это я. У себя? Соедините, если не занят... Кузьма Бенедиктович?.. Снова я. Тут, значит, вот какое дельце вырисовывается. Вагоны, как вы просили, я, кажется, выбил, только...

Изложив ситуацию и выслушав ответ, Рафалович решительно замкнул стрелку на фамилии Нечипоренко и повел новую в самое начало списка, где были жирно подчеркнуты слова «резина, трубы» и фамилия «Эрлих».

На сегодня это было все. Эрлиху звонить уже поздно. Оставалось надеяться, что до завтрашнего утра с таким трудом собранная комбинация не развалится и каждый получит желаемое в обмен на имеющееся.

С громким блаженным стоном Рафалович потянулся, заложив руки за голову. Спать рано, делами заниматься поздно. Стало быть, надо прогуляться, закатиться в ресторацию или взять пузыречек веселия для и под палтуса с огурчиком приговорить его прямо в номере.