Александр Казанский - Экстремальная любовь

— Смотри у меня с этими делами, с бабами дела плохи.

— Следи за собою, как поет твой любимый рок-певец, — согласился с матерью Тагир, — я не спешу путаться с бабами, я держу себя, я тверд и холоден как земля.

— Если что-то случиться звони. Если ничего не случиться тоже звони, раз в неделю хотя бы названивай, с Сашкой разговаривай, чтоб он тоже не переживал. А то зачем я купила пятилетнему ребенку мобильный телефон, чтоб он мог в любое время тебе позвонить, чтоб ты его поддержал и дал при случае совет. Ты его старший брат, он ровняется на тебя.

— Хорошо, я буду звонить каждую неделю Сашке и тебе.

— Если нужны, будут деньги, спрашивай.

— Нет, нам стипендию будут давать, кое-где по мелочам подрабатывать, если что может, и спрошу, — успокаивал Тагир свою мать.

— На еде не экономь, ешь, пей.

— Все будет хорошо. Эх, что-то голова раскалывается до невозможности.

— Выпей анальгина и немного полежи, все пройдет.

— Уже две таблетки выпил.

Дул противный холодный ветер, раскачивая могучие гигантские тополя, силой срывал осенние листья и возносил их над улицами и домами большого города. Зима на востоке приходит уже осенью, поэтому люди нарядились в теплые куртки, непрерывными потоками спешат по своим делам под кронами листопадов, сутулые они закрывали шею, дабы холодный пронизывающий насквозь ветер не попадал под их одежды.

Юля в синих джинсах и белой болоновой куртке до пояса, показалась из-за угла пятиэтажного дома и быстрыми, с мелькающими на ногах белыми сапожками до колен, шагами шла к своему подъезду, не оглядываясь, она скрылась в сумраке своего старого подъезда. Спрятав голову с роскошными густыми черными волосами, что были распущены и длинные до лопаток, под капюшон. Руки, засунув в рукавицы женственной и плавной походкой, заставляя прохожих мужчин невольно оглядываться и долго смотреть на нее в след, исчезла в темном мрачном сумраке своего сырого и старого изрисованного и исписанного подъезда. В этот подъезд не падал солнечный свет и не попадал свежий воздух, как всегда Юля открыв дверь, подставила под него кирпич, чтобы вся эта надоевшая сырость выветривалась, но все было бесполезно. Старые и догнивающие свой век дома, построенные Хрущевым, покрывались грибком и белым налетов от неприятного запаха и пара постоянно шедшего из всех щелей подвала внутрь подъезда. Все стены подъезда от первого до пятого этажа были исписаны нецензурной лексикой и молодежными жаргонами, непристойными карикатурами и разными языческими знаками и свастикой. На дверях помадой изображены граффити о любви между женщинами и о побоях между мужчинами. А также отпечатки поцелуев, оставленные девушками на память об их здешней тусовке. Каждый день, проходя мимо этих художеств, Юля улыбалась, это поднимало ей настроение. Не замена труб в подвале, ни покраска стен и ремонт согнутых перил, ничего из этого не производилось еще со времен рождения последней конституции, все брошенное на произвол судьбы доживало свой последний век. Единственное, на что смогли организоваться и собрать деньги жители этих подъездов, так это поставить железные двери и установить домофон. На все остальное догорала в сердцах граждан последняя надежда на помощь обдирающего их карманы ЖКХ. Юля быстро поднялась на свой пятый этаж, чтобы поскорее уйти от этого противного запаха, что даже покурить никто не оставался в подъезде, зашла в свою квартиру. С тех пор как в подвале прорвали трубы, и его по пояс затопило канализационной водой, отчаянные жильцы либо поставили себе двойные двери, либо стали покидать такие дома, у кого имелась такая возможность. Юля захлопнула за собою черную железную дверь, на которой мелом и крупными буквами было написано: «Юля, я вновь хочу с тобою встретиться. Твой Стас».

— Юля, опять к тебе приходил твой Стас, — при встрече сказала Юле мать.

— Я уже об этом знаю, — с чувством лени произнесла Юля.

— Дочка, сколько можно, хватит мучить парня, когда ты дома, то не выходишь, когда он к тебе приходит. Когда тебя нет, он все равно к тебе приходит, значит, ты не отвечаешь на его звонки по мобильному? — быстрым темпом заговорила мать.

— Мама, я не хочу об этом говорить.

— Но почему? Терпение мое переполнено, мне жалко этого молодого человека, он приносит тебе шикарные букеты цветов и коробки конфет на праздники, звонит тебе, приходит к тебе, по твоим дням рождения, а ты его даже не пускаешь…

— Меня не подкупишь таким образом.