Оливия Голдсмит: Леди в наручниках

— Правда, она восхитительна? — спросила я шепотом.

— Она лучше всех, — ответила Гвендолин.

Мы все расчувствовались. Плакали даже грубые мужеподобные лесбиянки. Когда пастор назвал их мужем и женой и Леонард страстно поцеловал невесту, я мысленно пожелала им любви и верности. Дженнифер сделала достойный выбор — ее муж уже доказал, что он может быть опорой в беде.

И наконец настало время ловить свадебный букет. Дженнифер встала на стул, закрыла глаза и подбросила цветы высоко в небо. Букет быстро опустился и исчез в толпе. Мы с Гвендолин решили, что женщины разодрали его на отдельные цветочки, но тут я заметила, что Дженни хохочет. Со стула она первая увидела, что случилось. Скоро и мы заметили в толпе женщину с букетом. Это была Веснушка.

Я не жалею себя, хотя мне было нелегко. И я не сочувствую Тому Бренстону, который исключен из корпорации адвокатов и остался абсолютно без средств к существованию благодаря усилиям Шер.

Я больше не разговаривала с Дональдом и не старалась добиться, чтобы он понес наказание. Ведь я тоже была виновата, хотя, конечно, не так, как он. А в Дженнингс я хорошо усвоила, что на свете много законов, но мало справедливости.

Мне повезло в жизни больше, чем многим другим. У меня хорошая память и способности, меня вырастила родная мама, мне удалось получить высшее образование. Жаль, конечно, что я потеряла столько времени, работая на Уолл-стрит, но это пустяковая ошибка по сравнению с теми ошибками, которые делают в своей жизни другие люди. Кроме того, я узнала, как функционирует эта система, и победила ее.

Зато время, которое я провела в Дженнингс, нельзя назвать потерянным. Я узнала цену свободы, которую я всегда принимала как что-то само собой разумеющееся. Я узнала, что такое несправедливость и как много ее в этом мире. И я произвела переоценку ценностей: поняла, что главное — не деньги, а люди. В этой стране, в этом столетии финансовые соображения поставлены выше гуманных, но тюрьма научила меня думать иначе. Теперь цель моей работы — помогать другим женщинам, тем, которым повезло в жизни меньше, чем мне.

Короче говоря, я основала фонд. Мовита Уотсон у нас руководит программой помощи нуждающимся, которую мы разработали. Мой муж добивается для нас статуса некоммерческой организации. Он открыл собственную контору и теперь может распоряжаться своим временем. Иногда, когда у нас в фонде особенно напряженные дни, он сидит с близнецами, а иногда я беру их с собой на работу или оставляю с Зуки, которая открыла частный детский сад. Роджер больше не работает в Дженнингс: он перешел в охрану банка.

Шер по-прежнему на Уолл-стрит. Пока еще ее не арестовали ни за мошенничество с инвестициями клиентов, ни за незаконное использование внутренней информации, ни за аморальное поведение. Между тем, по последним сведениям, за это время она успела вступить в преступную связь с тремя финансовыми магнатами. Шер вкладывает в наш фонд кучу денег, приговаривая:

— Мне никто никогда ничего не давал. Но раз это не облагается налогом, так уж и быть, берите.

Тереза открыла ресторан на пару с одной из своих многочисленных сестер — или кузин, или невесток. Он находится в Бруклине, и мы часто там собираемся на «макароны с подливкой».

Гвен Хардинг теперь большая шишка. И, представьте себе, она помолвлена с судьей! Мы поверить не могли в такую новость, но она сказала, что ей и самой в это трудно поверить. Мовита познакомилась с ним первая и говорит, что для судьи он неплохой мужик. На следующем сборище мы все на него посмотрим.

И еще хочу сказать несколько слов о Мэгги Рафферти. Я регулярно навещаю ее, и она кажется счастливой, занимаясь в Дженнингс своим любимым делом — воспитанием и обучением. Больше всего в жизни я сожалею о том, что не могу освободить ее из тюрьмы. Дело в том, что семья ее мужа занимает очень высокое положение и имеет связи в таких кругах, что борьба с ними бесполезна. Когда мужчины убивают своих сожительниц — система на их стороне. Но если это сделала женщина — ей этого никогда не простят. Жутко представить, что Мэгги окончит жизнь за решеткой, но, похоже, сама она смирилась с этим.

Когда мы продали «ДРУ Интернэшнл» штату, Мэгги выручила немалые деньги, но практически все истратила на различные программы помощи женщинам, совершившим правонарушения. За последние два года с ней произошла удивительная перемена. Она излучает такой свет и покой, что напоминает мне святых, о которых я читала в католической школе. После всех этих трудных лет, которые она провела в тюрьме, Мэгги нашла смысл жизни. Мэгги — крестная мать моих близнецов и Кристины. И Зуки собирается снова пригласить ее в крестные, когда родится ее второй малыш.