Карен Робардс - Чужая жена

Ронни почувствовала, что не перенесет внезапной разлуки.

– И долго тебя не будет?

– Наверное, с неделю.

– Целую неделю!

Она могла таким же тоном воскликнуть: “Целый год!”

– Думаешь, ты будешь скучать?

– Том!

Ее голос не оставлял никаких сомнений. Она встала на цыпочки и обвила его шею руками. Он поцеловал ее, коротко, но страстно, и откинул голову. Взгляды их встретились, и Том поцеловал ее еще раз.

Наконец ему удалось оторвать ее от себя.

– Иди в дом, – сказал он. – Я тебе позвоню. Ты не звони сама, я все время буду мотаться.

– Том…

– Иди. Уже светло.

Он был прав. Солнце уже всходило, и небо на востоке окрасилось в розовато-лиловые тона. Нужно идти в дом. Выбора у нее нет.

Едва ли когда-либо прежде у Ронни было так же тяжело на душе. И все же она оставила Тома в тени дуба и торопливо зашагала к дому.

В течение следующих дней Ронни была занята по горло. Она выступала перед избирателями, посещала заседания попечительских советов и блистала на публичных обедах. Отъезд в Вашингтон был назначен на пятницу после Дня труда [9] День труда празднуется в США в первый понедельник сентября . , так что времени на подготовку оставалось мало. Впервые за все годы, проведенные с Льюисом, Ронни с сожалением думала о том, что вскоре ей придется променять более или менее скучную жизнь в Седжли на изысканные приемы Капитолия [10] Капитолий – официальное название здания конгресса США . . Раньше она при известии о переезде в столицу начинала с нетерпением считать дни.

Должно быть, в какой-то мере чувство сожаления было связано с Томом. Да что там, единственной причиной возникновения этого чувства был, естественно, Том. Ронни почему-то казалось, что уехать в Вашингтон означает оставить в невозвратном прошлом Тома. Нелепо, конечно; конец двадцатого столетия – эра авиации, поэтому в Вашингтоне Ронни, вероятно, будет видеться с Томом не реже, чем в Джексоне.

Однако видеться с ним – мало.

Один раз он позвонил ей – на мобильный телефон. Это случилось в первый день учебного года, и Ронни была тогда в поездке по школам дельты реки Миссисипи. Как выяснилось, школьные здания в штате находятся в плачевном состоянии, а учащиеся по большей части бедны, как церковные мыши. Кенни задумал этот тур по школам как доказательство особого интереса жены сенатора к проблемам образования. Ронни же была искренне поражена, в какой нищете прозябают храмы науки.

Когда раздался звонок, рядом с Ронни находились двое полицейских штата, Tea и два репортера, освещавшие ее вояж, так что ей поневоле пришлось отвечать односложно. И тем не менее, услышав голос Тома, она от всей души пожелала, чтобы дети, учителя, Tea и все прочие провалились сквозь землю хотя бы на несколько минут и оставили ее с Томом наедине. Слова, которые она хотела ему сказать, предназначались исключительно для его ушей.

Когда она закончила разговор, Tea подозрительно спросила:

– Это не Том?

Ронни подтвердила, что звонил Том. В это время она всем своим видом показывала, что ее внимание поглощено развешанными на стенах глиняными масками, которые дети изготовили на уроках изобразительного искусства.

– Что ему нужно? – недоверчиво допытывалась Tea. Насколько ей было известно, прежде Том ни разу не звонил Ронни напрямую. – Я должна ему перезвонить? Почему он звонит не в офис?

Ронни удалось сохранять невозмутимый вид.

– Он спрашивал, не стану ли я возражать против интервью для другого женского журнала.

Этим ответом Ронни по праву могла бы гордиться, поскольку у всех в памяти была свежа история с отменой интервью для “Женского домашнего журнала”. Любопытство Tea сразу же потухло.

А Ронни с удвоенной силой затосковала по Тому. Даже время оказалось на этот раз плохим доктором: с каждым часом ей все острее не хватало его.

Он планировал вернуться в субботу, однако случилось так, что он появился в Миссисипи в пятницу в середине дня. Ронни в этот день прибыла на традиционный воздушный парад, посвященный Дню труда. Сказав несколько общих слов об истории праздника, она должна была открыть парад, разрезав красную ленточку. Ей уже передали ножницы, когда она увидела Тома, стоявшего в первом ряду среди зрителей.

Она не сразу его узнала. На нем были джинсы и футболка, и он наблюдал за ней из-под козырька бейсболки. Она же заметила просто высокого, атлетически сложенного мужчину, по всей видимости, нагловатого, так как он буквально сверлил ее взглядом.