Юлия Малахова - Русская жена арабского наемника

Итак, она меня зацепила. Легонько так попридержала меня малиновой кожаной папочкой и пропела: «Дорогая, останься!»… У нас с Королевой были добрые отношения, так как я знала ее еще до того, как начала путь трудовой Славы в нашей Конторе. Поэтому мне позволялось то, что другим было не под силу — даже Мадам Гадюкиной: я говорила Снежной Королеве только то, что действительно думала и всегда с неподдельным интересом выслушивала истории про попугая и прочую живность. Причем, задавала наводящие вопросы и так сожалела о случившемся, что даме первой надоедал этот маскарад и Королева напрямую выкладывала, что же ей нужно. Но на этот раз она была как-то встревожена, что ли. Вернее, видно, что Королева сомневается в правильности своего поступка и хочет сказать (вот это да!) мне правду!

— Милая моя девонька! Ты знаешь, что все факсы вашего отдела складываются во второе отделение приемной. Но тут вот что происходит. На имя Главного из-за границы стали приходить какие-то факсы на английском, арабском и еврейском… Я решила показать их тебе…

— Да, но я не знаю еврейского, дорогая Королева.

— Зато есть предположение, что эти факсы предназначются не для Его Величества Шефа, а для тебя, моя девочка. Они — гм, — ну… в общем, несколько нерабочего смысла…

Я встрепенулась. Неужели одноклассники в кибуцу решили вспомнить про мой день рождения и написали что-то на иврите типа «Белла, не ломайся, не рассказывай мне майсы»… Интересно. Мы вошли в приемную, из гигантских окон которой на нас с укором смотрел розовеющий в понедельничьем утре Кремль, просыпающийся после удушающей тягомотины выходных. Возле стены с факсами стояли лотки и полки с папочками. Снежная Королева взяла розовенькую — такую я еще не видела — и протянула мне первый листок. На нем красовалось огромное сердце и после названия моей конторы, накарябанном, словно подвыпившим эльфом, впервые взявшимся за человеческий алфавит, читалось следующее на арабском и английском:

«Любовь моя, радость моя, Катрин!

Невозможно жить без тебя ни секунды! Ты теперь моя жена перед Господом! Как же ты могла меня бросить? Как ты можешь работать и жить без меня, если я, кого ты так страстно целовала и называла лучшим мужчиной во Вселенной, так огрочен? Позвони мне любимая и успокой мое разбитое сердце».

Я побелела. Какой тут кибуцу? Это был Ваэлькин стиль общения. Да и сердце внизу, разорванное на две половинки, в одной из которых трепыхалась Катрин, а из другой выглядывал мужчина мечты белой женщины, были подписаны этими именами. Представить себе лицо Главного, которому поднесли его дуры-секретарши такое воззвание, я не смогла — мозг просто заблокировал такую картинку ради самосохранения.

— И ОН читал ЭТО? — прошептала я из последних сил.

— Не только это. ЭТОГО у нас тут вылетает из факса с пятницы по двадцать раз в день…

Вот тут тебе и розочки с голубками и надписью «целую тебя моя радость во все места», и стрелы Амура, и даже фото с копией паспорта и требованием срочно выслать приглашение. Заметь, дорогая, что все приходило с надписью на имя Конторы и незамедлительно передавалось Шефу. Так как секретарей пугал настойчивый голос, говоривший с сильным акцентом по-английски, он требовал срочно передать адресату факсы и даже просил узнать реакцию после прочтения…

Ну конечно! Я же оставила своему мальчику визитку на английском! И там первым номером были факсы в приемной, а уж потом шли мои личные реквизиты. Парень слаб в английском. Видно, добрался до почты и живет там с пятницы, надеясь услышать мою реакцию — а все эти дни с моего отлета в Москву любовные сообщения с интересом читает Главный…

Я улыбнулась и поблагодарила Королеву — она, выйдя в понедельник на работу выслушала всю информацию о событиях от подчиненных и недоуменные вопросы шефа, который никак не признавал в посланнике страстных факсов своего личного поклонника, — голубых в нашей Конторе отродясь, в отличие от алкоголиков, не водилось. Снежная Королева сразу же завела для моих личных писем новенькую розовенькую папочку и положила ее под папку главного — иначе любопытные секретарши других подразделений вполне могут сунуть нос в чужие факсы и переписку. А так Аура Великого Небожителя — Самого начальника — берегла мои секреты. Слава ЦК КПСС и их выучке!

Я завела себе на работе солнечные очки. Огромные капли Прада скрывали истину от сослуживцев. Уткнувшись взглядом в заледенелое окно, я уплывала душой в рай, где смуглый красавец нежно гладил мои длинные косы и терся носом о мой носик. Кстати, у многих народностей до сих пор такой жест — приветствие. А мы просто дурачились. Вот мы ныряем с яхты за дельфинами, которых я страшно боюсь, а он ловит их за хвосты, вот бросаемся друг в друга папайей и играем кокосом в водное поло. Тихо. В раю не бывает шумно. Любовь и Счастье предпочитают мелодию Природы, а не рэп.