Марина Крамер - Последнее японское предупреждение

– А куда? – прицепилась Соня, и пришлось выдумать на ходу:

– За грибами.

Это был гарантированный способ заставить Соню не проситься со мной – она терпеть не могла лес, боялась его, а потому такие прогулки игнорировала.

– Ты с Никитой поедешь?

– Конечно. Как я без него?

Соня, удовлетворенная ответами, чмокнула меня в щеку и скрылась в доме так быстро, что я даже не успела оглянуться.

Все это время Никита, державший в руках Сонькин школьный ранец, стоял поодаль и не мешал мне. Теперь же, когда за Сониной спиной закрылась входная дверь, он подошел к крыльцу и, окинув взглядом мой наряд, спросил:

– Переодеваться?

– Конечно. Не в костюме же поедешь!

Он протянул мне ранец и газету и ушел в дом охраны. Все-таки хорошо иметь единомышленника в доме, где все всех подозревают. Я не сомневалась, например, что едва мы отъедем от ворот метров на пятьсот, тот же Илья мгновенно возьмет телефон и позвонит отцу, расскажет, на какой машине и в какую сторону мы уехали. Но что делать – условия жизни диктовали такую модель поведения, и хорошо еще, что охрана «стучала» только отцу. Потому что Акела меня по головке точно не погладит, а с папой проще – так и скажу, что винтовку ездила пристреливать, даже врать не придется.

Никита появился на крыльце одетый уже по-походному – в камуфляжном костюме, в берцах, все как положено. Ему не нужно было объяснять что-то или повторять дважды, и это меня очень устраивало.

– На вашей поедем?

– Да, садись за руль.

Мы выехали из двора, и Никита, едва отъехав от ворот, хмыкнул:

– Илюха сексотить побежал.

– Пусть, – безразлично отозвалась я, думая о своем.

– Что отцу говорить станете?

– А то и стану – мол, на карьер ездила, винтовку новую пристреливала. Никакого криминала.

– Это для Ефима Иосифовича, а для Акелы какая версия?

– А Акела, будем надеяться, даже не узнает. – Я вынула из кармана сложенную газету и пробормотала: – А сейчас помолчи минут десять, мне надо сосредоточиться и кое-что прочитать.

Статью я нашла сразу. Вторая полоса, три колонки, папина фотография времен последней отсидки – надо же, и это нашли, не иначе, местная полиция поделилась добром! Я перевела взгляд вниз, на подпись. «А. Кушнеренко», имя не полностью, фамилия такая, что может оказаться и мужской, и женской, а скорее всего – вообще псевдоним. Ну, тоже понятно – светиться с таким материалом не совсем безопасно. Только как мне теперь найти этого или эту Кушнеренко?

– Никита, а ты в музее нашем давно был? – спросила я, засовывая газету в карман и одновременно прикидывая, как бы спрятать ее от глаз мужа.

– В музее? – удивился телохранитель, сворачивая на проселок, ведущий к карьеру. – И что я там забыл?

– Знаешь, а там хорошая экспозиция «Из жизни военнопленных японцев», между прочим.

– Ну, по японцам у нас Акела, с ним и сходите.

– Да вся загвоздка в том, что с ним я сходить не могу, – вздохнула я и выложила Никите все, что узнала от Гали и из статьи. – Понял теперь?

– То есть вы думаете, что кто-то бьет клинья под Акелу с этим клинком?

– Похоже, что так. Смотри. Акела единственный в городе коллекционер оружия, да к тому же разбирается в нем, что немаловажно. Пропавший клинок, если он действительно настоящий, а не подделка… – и тут я осеклась и замолчала.

А ведь действительно – кто сказал, что в музее находился настоящий клинок работы Канэмицу? Общепринятая версия, которую никто не проверял. Ведь офицер, направляясь на войну, вполне мог иметь не подлинный клинок, а его копию, которых в годы войны, да и раньше, в Японии производилось великое множество. Потому что цена настоящего самурайского меча такова, что далеко не всякий офицер мог себе позволить его купить. Так с чего я решила, что пропавший клинок подлинный? По умолчанию? Или поддалась на стереотип, что в музее «фуфла не держат»?

– Подвох нашли? – Никита припарковал машину на краю карьера и заглушил двигатель.

– Кажется, нашла. И даже не то что подвох, а маленький вопрос.

Решив обдумать это позже, я выбралась из машины и вынула с заднего сиденья чехол с винтовкой. Мы спустились по склону вниз, Никита расстелил мне брезент, бросил сверху старый спальный мешок, чтобы не было холодно лежать, и привычно пошел расставлять прихваченные мишени.

Я же, встав коленями на брезент, готовила винтовку к стрельбе. Это занятие всегда делало меня спокойной – суетиться с оружием вообще не принято, здесь важны предельная сосредоточенность и внимание.