Нора Робертс - Отныне и навсегда

— Если нужно зарабатывать на жизнь, то зарабатывать можно там, где подвернется такая возможность. Тебе нравится собирать дикие цветы и морские раковины. И есть люди, которые будут благодарны тебе за это и заметят твои старания.

Если бы Аллина еще не любила Конэла, она влюбилась бы в него сейчас. Его слова все еще звучали у нее в ушах. Его глаза воодушевленно горели.

— Это самые хорошие слова, которые я когда-либо слышала! — Аллина обняла ладонями его лицо. — Самые приятные! — она нежно поцеловала Конэла. — Спасибо.

Прежде чем Конэл успел что-либо ответить, она покачала головой, а затем опустила голову ему на плечо.

Они отгородились от всего мира. Позабыли о времени. Конэл, вероятно, рассердился бы при мысли о том, что они занимаются волшебством, но Аллина не могла назвать это по-другому.

Она вновь позировала Конэлу в студии, освещенной полуденным солнцем. И видела, как из глины рождается ее собственное тело.

Она попросила рассказать ей о том времени, когда Конэл жил в Дублине. О его учебе и работе. О бедных годах студенчества, когда ему приходилось обходиться консервированными продуктами и искусством. О том, как произошло чудо — и он стал знаменитым.

Первая же проданная скульптура позволила ему не тратить время на пустяки, он мог арендовать помещение, чтобы спокойно работать, не беспокоясь об оплате. Благодаря следующим работам он получил возможность выбирать и обзавелся собственной студией.

И, хотя Конэл говорил спокойно, Аллина заметила, что он ни разу не назвал Дублин своим родным городом. Однако она промолчала.

Позже, когда Конэл накрыл глину влажной тряпкой и вымыл руки в небольшой раковине, они пошли гулять по берегу. Они беседовали о разных вещах, но не вспомнили об амулете на ее шее и круге из камней, тень от которых падала на скалы.

Они занимались любовью, а солнце еще светило ярко, и его тепло согревало ее тело.

Наступал вечер, но было по-прежнему светло — день словно и не собирался уступать место ночи. Аллина решила починить старые занавески, которые она нашла на полке в шкафу; Конэл тем временем делал наброски, а пес дремал, свернувшись калачиком на полу.

У нее необыкновенно выразительное лицо, подумал Конэл. Сейчас, когда Аллина сидела и шила, оно было мечтательным. Все чувства сразу отражались в этих нежных светло-серых глазах. Волшебные огоньки еще не вспыхнули в них. Но когда в ней проснется колдунья, любой мужчина, на которого она посмотрит, окажется под действием ее чар.

Как легко она вошла и обосновалась здесь — в его душе, в его доме, в его жизни! Не нарушая ритма его существования, подумал он, и с таким удовольствием. И как легко было бы обосноваться в ее душе, в ее жизни. Несмотря на резкие вспышки страсти и желания, в ее душе царил покой.

Что ему делать с ней? Что ему делать с теми чувствами, которые она вызвала в его душе? И откуда ему знать, истинные ли это чувства?

— Конэл? — негромко позвала Аллина. Его беспокойные мысли передавались ей, словно неведомый гул, дрожащий в воздухе, словно предостережение. — Неужели ты не можешь отвлечься от этого на какое-то время? Неужели ты не можешь подождать и узнать ответ?

— Нет! — Конэл был раздражен тем, что ей удалось понять его настроение, несмотря на молчание. — Это ты позволяешь всем изменять свою судьбу, но я такого не допущу!

Иголка в ее руке вздрогнула, словно от удара, но затем плавно задвигалась.

— Да, ты прав. Я всю свою жизнь пыталась доставить удовольствие тем, кого люблю, и это ни к чему не привело. Они не так сильно меня любят, чтобы принять такой, какая я есть.

Конэл ощутил, как у него внутри все сжалось — словно он оттолкнул Аллину, вместо того чтобы поддержать.

— Аллина!

— Да нет, все в порядке. Они действительно в глубине души меня любят, просто не совсем так, как я люблю их. Они ждут от меня того, на что я не способна, а может, я не настолько хочу этого сама, не прилагаю для этого никаких усилий. Но я не могу сдерживать свои чувства. Я по-другому устроена.

— А я могу! — Конэл встал и прошелся по комнате. — Это вопрос не чувств, но самой сущности человека. Я не могу и не буду идти у кого-то на поводу! Так быстро ты смогла взволновать меня больше, чем это возможно…

— И поэтому ты не веришь в любовь… в то, что происходит между нами, — Аллина кивнула и, закрепив нить, отложила иголку. — Вполне благоразумно.

— Да что ты можешь знать о благоразумии?! — резко спросил Конэл. — Ты, черт возьми, самая неблагоразумная женщина из когда-либо виденных мной!