Нора Робертс - Одержимость смертью

— Хорошо. Я подгоню твою машину.

Ева не знала, как начать разговор, она даже не понимала, почему чувствовала потребность сделать это. Но он всё сделал сам — наверное, именно этим и занимаются такие люди, как отец Лопес.

— Ты хочешь спросить меня о Ли, — начал он, когда они выехали за ворота.

— Да, меня интересует один момент. Я почти всегда вижу Морриса за работой в морге, но мне кажется, что на самом деле он словно находится в другом месте. Я знаю, что он держится, но…

— Тяжело видеть, как твой друг скорбит. Я не могу рассказать тебе всего, потому как некоторые вещи были сказаны мне по секрету. Он сильный и верующий человек, который — как и ты — живет со смертью.

— Это помогает, я имею в виду работу. Я вижу это, — произнесла Ева, — и он тоже так говорит.

— Да, он стремится помогать тем, чьи жизни были оборваны, как это произошло с его Амариллис. Это помогает ему держаться. Ему не хватает её и того будущего, которое у них могло быть. Но я могу сказать, что его злость почти прошла. Это хорошее начало.

— Я не знаю, как люди справляются со злостью. И я не знаю, хотела ли бы я сделать это, окажись я на его месте.

— Ты дала ему справедливость — земное возмездие. Ему нужно принять это и поверить, что Амариллис в руках Бога. Или, если не в это, то хотя бы в то, что она тоже перешла на следующую ступень.

— Если там и правда так хорошо, то почему же никто из нас туда не торопится? Почему смерть кажется такой бессмысленной и причиняет столько боли? Все эти люди просто живут, пока кто-то не решает убить их. Мы должны быть вне себя от злости. И мертвые тоже. Может так оно и есть, потому как мертвые иногда не отпускают нас.

— Убийство нарушает Божий и человеческий законы и заслуживает, нет, даже требует наказания.

— Значит, я сажаю их в камеры, а потом они попадают в ад? Может, и так. Я не знаю. Но как насчет убитых? Некоторые из них ни в чем не виноваты, они просто жили. А другие? Другие настолько же или почти настолько же отвратительны, как и те, кто их прикончил. И в этом случае я должна относиться к ним ко всем одинаково, делать свою работу и закрывать дела. Я могу это делать. Я должна так поступать. Но что, если иногда я задаюсь вопросом, достаточно ли этого тем невинным и тем, кто был с ними близок, как, например, Моррис?

— У тебя тяжелая работа, — пробормотал Лопес.

— Даже еще хуже.

— Если бы тебя волновало только расследование, если бы все дело было в этом, ты бы не предложила своему другу встретиться со мной. И мы бы с тобой сейчас не разговаривали. И ты не стала бы, просто не смогла бы с такой отдачей заниматься работой, для которой, как мне кажется, ты было рождена.

— Иногда мне хочется понять или почувствовать…. Нет, мне хочется знать, что того, что я делаю, достаточно.

Лопес повернулся к Еве и мягко коснулся её руки.

— Мы занимаемся разными вещами, но некоторые вопросы, которые мы задаем, очень схожи.

Ева посмотрела на него. Затем она уловила движение в боковом окне. На мгновение ей показалось, что улицы и тротуары опустели. Словно на них не осталось никого, кроме старухи, которая, шатаясь, подняла окровавленную руку к груди за мгновение до того, как, оступившись на бордюре, она упала на дорогу.

Ева ударила по тормозам и включила знак «на дежурстве». Выпрыгнув из машины, она достала переговорное устройство из кармана.

— Срочное сообщение, это лейтенант Ева Даллас. Нужен врач и карета скорой помощи по адресу сто двадцатая улица, дом номер шестьсот. Аптечка в багажнике, — крикнула она Лопесу и продолжила рапортовать: — Код две тысячи пятьсот шестьдесят би зед. Жертва женского пола, — продолжала Ева, опуская на колени рядом с пострадавшей. — Множественные колотые ранения. Держись, — прошептала она женщине.

— Держись, — повторила она. Затем, отключив переговорное устройство, Ева зажала рукой рану на груди женщины. — Помощь уже едет.

— Беата. — Женщина моргнула и открыла глаза с настолько расширенными чёрными зрачками, что Ева почти не могла различить цвет радужки. — Заперта. За красной дверью. Помоги ей.

— Помощь уже едет. Как вас зовут? — спросила Ева, пока Лопес доставал из аптечки бинт. — Как вас зовут?

— Её зовут Беата. Она моя красавица. Она не может выбраться.

— Кем она вам приходится?

— Он сам дьявол. — Чёрные глаза, казалось, прожигали Еву насквозь. И говорила женщина с акцентом настолько же сильным, что и жара на улице.

«Восточно-европейский акцент», — решила Ева, немного подумав.