Джорджия Ле Карр - Соблазни меня (ЛП)

34.

Сначала собери факты, а уж потом

искажай их как тебе угодно.

Марк Твен

Я наблюдаю за ним спящим.

Напряжение на его лице, которое было вчера вечером рассеялось. Он такой красивый, что мне хочется заплакать. Вэнн открывает глаза, они кажутся добрыми и задумчивыми, и еще не привыкли к окружающей обстановке, его губы шепчут мое имя.

— Джули.

Легкая улыбка отображается на моих губах.

Буквально несколько секунд мы молча смотрим друг другу. Это странный момент, который нас соединяет, как в тот первый раз, когда наши глаза впервые встретились в церкви, когда я была подружкой невесты, а он шафером, и он подмигнул мне при всей переполненной церкви. Затем он намеренно прерывает наш контакт, отворачивается и садится, откинув волосы со лба. Я изо всех сил зажмуриваюсь, я не сдамся. Открыв глаза, касаюсь пальцами до его спины, он тут же застывает.

— Джули..., — начинает говорить он.

Я сажусь, простынь спадает с моего тела, и зажимаю его рот ладонью. Его глаза перемещаются к моей обнаженной груди.

— Прежде чем ты скажешь еще что-нибудь, я хочу показать тебе кое-что.

Он непонимающе моргает и кивает головой.

— Спасибо, — говорю я.

Мы одеваемся, садимся в его машину и едем в Килбурн. Я прошу его остановить возле моего дома. Поднимаемся по лестнице, потом по коридору, все молча. Мой желудок закручивается от страха. Я так нервничаю, что меня начинает подташнивать. Перед дверью своей квартиры, я останавливаюсь и вставляю ключ. Как только я открываю дверь спертый и затхлый воздух ударяет нам в нос. Я смотрю на Вэнна, его лицо сообщает мне, о чем я и так могла догадаться — шок вперемежку с отвращением.

— Это мой дом.

Он с трудом сглатывает, я веду его в гостиную. Моя мама тоже шокирована от нашего появления, и не знает то ли ей встать, то ли что-то сказать.

— Вэнн, это моя мама. Мама, познакомься это Вэнн.

Вэнн подходит к ней и берет ее мягкую пухлую руку в свою.

— Пойдем, — говорю я, ведя Вэнна наверх в свою комнату, отпираю входную дверь. — Это моя комната.

Он проходит за мной в мою безупречно чистую спальню. Я поворачиваюсь, наблюдая за ним, как он закрывает дверь, прислонившись спиной к ней, и оглядывается вокруг с какой-то осторожностью.

Я указываю на стену, на которой остались кусочки голубой изоленты.

— На этой стене было полно фотографий Джека, некоторые даже были в размер плаката, но позавчера я сняла их, мне хотелось порвать их всех на мелкие кусочки и выбросить, и притвориться, что я никогда не была настолько глупа, но я так и не решилась, потому что тогда бы это означало, что я впустую потратила столько лет своей жизни. Они в том ящике.

Я указываю на самый нижний ящик моего комода, его глаза прослеживают направление. Он кажется ошеломленным.

Здесь и сейчас, я скажу ему все честно.

— Я поцеловала Джека в пятницу.

Мои слова заставляют его перевести взгляд назад на меня. Кобра яростно поднимает свою голову.

— Я позвонила ему и сказала, что зайду, и попросила его поцеловать меня. Он хорошо целуется, я целовалась с ним, но самое интересное, знаешь, что? Я ничего не почувствовала. Абсолютно ничего, — я умоляюще смотрю прямо ему в глаза. — Вэнн, о тебе одном я думаю все дни, ты один, кому я отвечаю на поцелуй, даже когда не хочу этого. Ты единственный, кого я люблю. Эта катастрофа с Джеком основывалась на моем возбужденном создании. Это была просто фантазия, придуманная одинокой, жутко, жутко несчастной девушкой.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я останавливаю его ладонью, выставленной вперед.

— Есть и еще кое-что, что ты совершенно не знаешь обо мне. Я не слишком хорошая подруга Лана. Вернее, даже можно сказать, что, когда ты встретил меня, я завидовала и ненавидела ее, по крайней мере, я думала, что ее, но на самом деле, я ненавидела себя. Я ненавидела в себе все.

— Помнишь, однажды ты спросил меня о моем отце, и я сказала, что не хочу говорить о нем? Мой отец был пьяницей. «Ты ведешь себя как скотина», — говорила моя мама с усмешкой, когда он не мог вписаться в дверной проем. Он избивал мать и брата, но меня не трогал, он меня очень любил. Иногда, когда очень сильно напивался то, ложился на диван, поднимал одну руку, чтобы я могла карабкаться по ней вверх и вниз, мне было тепло и хорошо с ним.

— Но однажды, когда он особенно яростно всыпал матери, она собрала чемодан, и мы уехали домой, пока он спал. Мы временно разместились в доме, где были кровать и завтрак на Кромвель-Стрит. Потом мы переехали сюда. Отсюда бежали все сломя голову, построить что-то лучшее, но в этом доме было полно других разрушенных людей похожих на нас — проституток, лиц, ищущих хоть какого-то убежища, матерей-одиночек и их детей.