Дана Арнаутова: Дорогой Жан...

22 ноября 1933 года

Жан, я больше не пью таблетки. У доктора Мартена чуткие добрые руки, он хороший врач. Но я не пью таблетки. Прячу за щеку, сглатываю, роняю голову на постель. Тихий добрый доктор. Он строит храм. Я тоже когда-то хотел стать архитектором, помнишь? Нам есть о чем поговорить, но таблетки я не пью. У меня осталось несколько бутылок кальвадоса, я почти все время пьян, но это даже к лучшему.

23 ноября 1933 года

Жан,

Как же мне тебя не хватает. В углу наволочки уже три пилюли. Три маленьких круглых пилюли. Я боюсь спрятать их под подушку, боюсь оставить на столе письмо к тебе, боюсь, боюсь, боюсь. Знаешь, я теперь очень хорошо понимаю — никто не придет. Никто не придет сюда, в Дом на холме, где живет местное пугало — сумасшедший старик Дуаньяр. Не забавно ли, Жан? Кто нам поверит? Он почтенный человек, респектабельный врач, а я? Больной безумец с темным следом позади. Откуда мне помнить, что такое ригор мортис? Откуда мне знать, что такое странгуляционная борозда? У нее была тонкая шейка, у этой девчонки — как же ее звали? И борозда — неправильная. Ведь ты мне веришь, брат? Ты веришь. Три пилюли. Интересно, их бы хватило, чтобы — совсем? Зато голова у меня такая ясная, какой уже и не припомню.

25 ноября

Жан,

Сегодня я выбрался в деревню. Сам не знаю — зачем. Может, хотел дойти до людей и что-то сказать, объяснить. Не знаю. Было холодно, голова кружилась. Помню — допил остатки обычного кальвадоса, осталось две бутылки. Того, старого. Но я дошел, спустился вниз, как бы ни темнело в глазах. К кому я мог пойти? Разве что старый филин бы мне поверил. Пусть не поверил, но… Я дотащился до его дома уже в сумерках — полдня на тройку миль, и темнеет рано. Жан, там все так же растет живая изгородь, она стала только выше и гуще за эти годы. Они стояли совсем близко. Я слышал, Жан. Слышал каждое слово. «Мой ангел», — говорил он. «Чистый, светлый ангел», — говорил он. «Мы построим храм новой прекрасной Франции, — говорил он, — потому что ты живое воплощение Нормандии». «В последний день осени», — сказал, наконец, он.

Что я мог, Жан? Выйти из-за кустов, напугав ее одним своим видом? Грязный больной старик, заросший, воняющий старым перегаром — и он, воплощенная праведность. Кому бы она поверила? Я ушел, Жан. Дождался, пока она упорхнет в дом, и ушел. У меня мало времени, так мало, что страшно. Да, Жан, мне страшно. Я уже не тот юноша, что когда-то плавал к скалам Эрбийон. Дома я искал ружье, но тот, кто оставил белье, книги и кальвадос, добрался до оружейного шкафа. Нам никто не поверит. Я не знаю, сколько у меня еще времени. Я не знаю, что делать. Я только не хочу еще раз потерять ее, мою девочку с солнцем в глазах. Жан, я… Жан, ради бога!

26 ноября

Стебли болиголова уже совсем сухие, от них никакого толку. Есть еще плющ и тот вьюнок, как же его… Но это не то. Все не то. Летом я бы пошел в лес, но сейчас это бессмысленно. Мне нужен болиголов. Реторты почти все разбиты, но если поискать… Жан, поговори со мной. Подскажи своим тихим ровным голосом, как ты всегда делал. Мой умный брат Жан. Ты знаешь, зачем болиголов? Последняя крыса давно сбежала из клетки. А я остался. Перегонный куб цел. Доктор Фаустус продал душу дьяволу. Помнишь оперу? Мы слушали ее в Париже. Па-па-па-па-па-парам… Люди гибнут за металл. Глупцы. Нет металла дороже бледного золота ее волос. Бледного старого золота. Почти серебра. Дьявол не купит мою душу. От нее остались одни угли и зола. Есть чем развести огонь в подвале. Вьюнок — ипомея, я вспомнил. Тоже неплохо, но слишком слабо. Мне нужен болиголов, я не могу рисковать с неизвестными рецептами. Жак не знает нужных рецептов.

27 ноября

Я Жак Дуаньяр. Моего отца звали Фабиан Дуаньяр. Мою мать — Мари-Эжени Дуаньяр, в девичестве Ростан. Мой брат — Жан. Жан Дуаньяр. Я люблю свою кузину Люси Ламбер. Люси. Люси Ламбер. Я Жак. Жак, где брат твой, Жан?

28 ноября

Я, Жак Дуаньяр… Я, Жак. Жак Дуаньяр… Жак. Жан. Я — Жак Дуаньяр. Дуаньяр — да. Я Дуаньяр. Дуаньяр из Дома на холме. Жан Дуаньяр. Жан…

30 ноября 1933 года

Авиньон, ул. Монфрен, 16

демуазель Ортанс Дерош

от г-на А. Леграна

Кан, отель «Дюссо»

Дорогая Ортанс,

Завтра утром первым же омнибусом мы выезжаем в Сен-Бьеф. Это прибрежная деревушка в Нормандии, такая маленькая, что я с трудом нашел ее на карте. Все решилось, все сошлось в одной точке! Сегодня я прочел в газете, что в Сен-Бьефе была найдена мертвая девушка, работавшая на сборе яблок. Некоторое время назад я уже видел заметку о молодой женщине, сорвавшейся с крутого склона именно в этой деревне, но почему-то решил — по тону статьи, видимо, — что несчастье произошло на глазах у ее подруг. Как хорошо, что я на всякий случай делал выписки обо всех подобных происшествиях! Сейчас мы с господином Жавелем нашли и перечитали ту статью, а потом господин Жавель позвонил в редакцию и выяснил, что девушку нашли уже мертвой. Ортанс, это точно он! Вдобавок, один из врачей, получавших лицензию, некий д-р Мартен, работает возле Сен-Бьефа, в соседней деревне.