Стюарт Макбрайд - Колыбельная для жертвы

– Ты уверена, он ведь…

– Нет, он твой друг, и он нуждается в твоей помощи, так что об этом говорить?

Я кивнул, она остановила машину напротив дома. Распрямила спину, постучала пальцами по рулю, нахмурилась.

– Слушай, если ты не хочешь, чтобы он у нас жил, ты только скажи, я смогу…

– Все в порядке. Я же сказала, что все в порядке, правда? Значит, все в порядке. – Расстегнула ремень безопасности, выбралась из машины под моросящий дождь. – Ты идешь?

Один из мальчишек оторвался от группы приятелей и рванул на велосипеде по направлению к машине.

Я крепче сжал в руке трость.

Мелкий холодный дождь вытянул тепло из лица и рук, и, пока я выбирался из машины на дорогу, куртка успела потемнеть.

Элис не стала меня дожидаться, подошла к дому и стала подниматься по лестнице. Уставилась на кнопки интеркома.

Подъехал мальчишка на велике, ухмыльнулся во весь рот, в одной половине зубы через один, из другой половины торчит сигарета. Белобрысая челочка торчит из-под капюшона красной худи, на нем надпись черным фломастером: «БАНЗИ БОЙЗ». Вся рожа в веснушках. Лет семь-восемь, не больше.

– Как дела, старый?

Я иду себе.

– Эй, хромой, слушай сюда, с тобой говорю. Сигареты есть? – Вихляясь, сделал вокруг меня круг. – Ну ты, пердун старый, слышишь меня, бабки есть?

– Пошел вон, дерьмо малолетнее.

Стал кружить вокруг меня, посасывая сигарету, кончик светился ярко-оранжевым.

– Ты ведь пенсию получаешь, а? Не будь таким жадным уродом, ну пожалуйста.

– Два раза повторять не буду.

Вздернул велосипед на тротуар, подъехал почти вплотную, став почти одного роста со мной:

– У нас ведь государство всеобщего благоденствия, правильно? Вот и гони бабки давай. – Улыбнулся друзьям, продолжавшим медленно накручивать восьмерки между столбиками ограждения. – А может быть, ты педофил? А?

Элис стояла, наклонившись над интеркомом, говорила или слушала – это было неважно, главное, чтобы в мою сторону не смотрела…

Велосипед снова проехал мимо меня.

– Педофил. Педофи-и-ил!

Я схватил маленького мерзавца за горло, сдернул с велика. Потом наклонился, прихватил за челочку и ткнул мордой в тротуар. Не очень сильно, чтобы не нанести серьезных увечий, а легонько так, чтобы в ушах зазвенело.

– Слушай сюда, маленький засранец. Даю тебе пять секунд, чтобы свалить отсюда в свою помойку, пока я тебе задницу не надрал. – Наклонился: – Все понял?

– Пшелнаххх!

Вскочил, схватил велосипед и дал деру. Потом вскочил на велик, съехал с тротуара. Помчался прочь, одной рукой держась за руль, а другой показывая средний палец.

Вот такие мы большие и храбрые, пока на расстоянии.

Присоединился к приятелям, торчавшим у конца дороги, они дружно показали мне средние пальцы, помахали ими в воздухе в виде приветствия, потом заржали и укатили в неизвестном направлении.

Наверное, мамы и папы очень ими гордятся.

Голос Элис, сквозь моросящий дождь:

– Эш?

– Иду. – Повернулся спиной к церкви и похромал вверх по ступенькам навстречу своему прошлому.

Гостиная Рут Лафлин выглядела так, будто в ней никто не жил. У стены попискивал и ярко светился трехсекционный электронагреватель, его трудами воздух в комнате был сухой и царапал горло. Было так жарко, что у меня с затылка по шее покатились капли пота. Небольшой переносной телевизор на обшарпанном столике включен в электрическую розетку на стене, экран покрыт толстым слоем пыли. Обитая вельветом тахта с клетчатыми одеялами. На стенах пара семейных фотографий в дешевых пластиковых рамках. Торшер с кисточками на абажуре. Как будто кто-то перенес старушечью комнату в бездушную многоквартирную пятиэтажку.

Она сидела в кресле, единственном в комнате, колени крепко сжаты, на них безжизненно лежат руки. Левое запястье забинтовано, бинты серые от грязи. Широкий лоб Рут покрыт глубокими морщинами, волосы мышиного цвета падают на плечи сосульками. Под маленькими глазами большие лиловые мешки. Впалые щеки. Совсем не похожа на женщину, которая заботилась обо мне, пока мы ждали «скорую помощь».

Тридцать три всего лишь, а выглядит на шестьдесят – как будто кто-то залез ей внутрь и вытащил что-то из нее, оставив ее пустой и сломленной.

Элис поерзала на диване, поставила ноги и положила руки так, чтобы стать зеркальным отражением Рут.

– Как вы себя чувствуете?

Рут не пошевелилась, голос тонкий и хриплый:

– Иногда они плюются в меня. Когда я иду в магазин.