Стюарт Макбрайд - Колыбельная для жертвы

Соседка Джессики по квартире. Та самая, которую преследовал бывший муж.

Она кинула в рот кусочек жареного картофеля, прожевала, затем наклонилась совсем близко ко мне и заговорила едва слышным голосом:

– Кругом полно психов, вы меня понимаете? Я не имею в виду людей с проблемами в обучении или душевнобольных, я говорю про тех психов, которые хотят понюхать твои руки, когда выходишь из женской комнаты. Лежал тут как-то один парень, и вот однажды он заорал, что у него боли внизу живота, а когда я простыню с него стянула, он на меня пописал. – Шмыгнула носом. – Сами понимаете – психи.

Очередь за чипсами продвинулась, и перед Элис осталась всего одна медсестра. Мы скрывались под тентом у вагончика. В воздухе стоял запах жареного кляра, горячей картошки и уксуса.

Из этого угла автомобильной стоянки больницу не было видно, ее закрывало здание из песчаника в викторианском стиле, напоминавшее надгробие, где держали людей вроде Мэри Джордан. Там их накачивали лекарствами по самые уши и запирали в комнате с решетками на окнах. За зданием торчала башня, но видны были только два верхних этажа. В окнах горел свет, где пониже – серый и тусклый, а в пентхаусе – теплый и золотой. Там находились отдельные палаты для коммерческих пациентов.

Бетани отломила кусок рыбы, захрустела кляром.

Я кивнул в сторону больницы:

– А что пациенты, кто-нибудь жаловался?

Она прекратила жевать, проглотила.

– На Джессику? О господи, конечно же нет. Она просто блестяще обходилась с мамашами и папашами. Абсолютный профессионал во всех отношениях.

Послышался хруст оберточной бумаги, и мимо прошла еще одна медсестра, лицо перекошено – умудрилась засунуть в рот несколько кусков картошки. Худая, серые волосики зачесаны назад. Сморщенный рот с острыми маленькими зубами – жевала с открытым ртом. Оглядела меня с головы до ног, потом повернулась к Бетани:

– Это твой бойфренд?

Бетани на мгновение сморщилась, потом сменила гримасу на улыбку:

– Я просто говорила этому милому полисмену, какой Джессика профессионал.

– Джессика? Профессионал? – Хмыкнула. Откусила кончик сосиски в кляре, стала жевать и говорить одновременно: – А помнишь миссис Гисборн?

– Джин Макгрютер, не стоит так говорить о…

– Так это о мертвых. Не говори о мертвых плохо. Но ведь Джессика жива. – Медицинская сестра Макгрютер повернулась ко мне: – Не так ли?

Я открыл рот, но Бетани меня опередила:

– А ты видела, что сегодня в утренних газетах напечатали, это просто…

– Чепуха. Полиция свое дело делает. Ты что думаешь, будет лучше, если мы встанем здесь как сосиски в кляре и будем всем говорить, как мы ее любили? – У нее во рту исчез еще один кусок картошки. – Вы уже поговорили с бывшим бойфрендом Джессики?

– Есть причина, по которой я должен это сделать?

Бетани вздернула подбородок:

– Это было просто недоразумение.

– Даррен Уилкинсон. – Глаза медсестры Макгрютер грозно блеснули, и она перестала жевать. – В первую смену после Дня святого Валентина Джессика появилась с синяком размером со столовую тарелку. Цвета спелой свеклы с желтыми разводами. Естественно, в таком виде она не могла иметь дело с роженицами, не так ли? Так что всю следующую неделю пришлось ей документы подшивать, вести статистику и все такое. – Глубоко и притворно вздохнула. – Она, конечно, это объяснила . Играли они в теннис на игровой приставке Даррена, были слегка датые, и все получилось совершенно случайно. А сломанные ребра? Тоже случайность?

– Ты знаешь, она…

– А помнишь, когда он ей зуб выбил? Коренной, в самой глубине. Это постараться надо было, хорошо, что челюсть не сломал.

Бетани захрустела куском рыбы.

– Ее Потрошитель похитил, а не бойфренд. И он никакой не серийный убийца, он в кадровой службе работает.

– Любой парень, который бьет свою девушку…

– Она просто не хотела шум поднимать, это…

– …рыжий ублюдок. Как он мог…

– Так, хватит! – Я поднял руки вверх и включил официальный полицейско-инспекторский голос, который так испугал вчера двух идиотов в патрульной машине. – Я все понял. Он избивал ее. Она об этом не сообщала.

Они попятились. Уставились на меня.

Бетани шмыгнула носом:

– Не надо так делать, мы просто пытаемся помочь.

Элис прислонилась к двуцветной стене, нижняя половина которой была выкрашена в казенно-зеленый цвет, а верхняя – в цвет магнолии.

– Не надо было мне есть всю эту картошку. – Тяжело вздохнула и ссутулилась. – Всего час поговорила с акушерками, и серьезное несварение желудка… Нет, не у акушерок, это у меня несварение, хотя, я полагаю, и у них оно могло бы случиться, но только никто, кроме меня, не жалуется. А ты как?