Чон Ючжон - Хороший сын, или Происхождение видов

Ты… Ючжин, ты… Ты не должен жить.

Я убрал руку и кивнул головой, мол, понимаю. Для Хэчжина мама была спасительницей. Она приютила его, когда он стал сиротой, и десять лет заботилась о нем. Для него моя мама была как родная, и теперь он ее потерял. Естественно, для него это был серьезный удар. Вряд ли он способен меня понять.

— Ну, ладно, я просто хотел…

В лицо мне ударил кулак. Хэчжин вложил в удар всю свою силу. В ушах зазвенело, а подбородок съехал в сторону, я пошатнулся.

— Прощай? — С этим вопросом он ударил меня кулаком в грудь. Было такое ощущение, что сломались ребра. Из горла раздался стон, и я стал задыхаться. Я невольно схватился за грудь и согнулся. Острая тяжелая боль прошла через грудь и спину.

— Прощай? — Теперь голос был наполнен гневом. Я с трудом поднял голову, и хотел ответить «да», но не смог выдавить ни слова, потому что кулак, прилетевший спереди, ударил меня в шею. Из горла хлынуло что-то кислое. Мир закружился под ногами. Я не удержался и рухнул на пол. Хэчжин подскочил и сел верхом на меня.

— Как ты можешь такое говорить, сволочь?

На меня посыпались удары. По левой щеке, по правой, в глаза, в нос, по губам, по подбородку. Он бил без разбору, будто я попался ему в тот момент, когда он очень хотел кого-то ударить. Он был взволнован и бил беспощадно. Мои глаза моментально опухли, я почти ничего не видел, теплая кровь залила все лицо. В разбитом рту, казалось, выпали все зубы.

Я расслабился и откинулся на спину. Я не сопротивлялся и не защищался. Чем больше ударов я получал, тем яснее становился мой разум. Беспокойство улеглось, словно все это было неправдой. Ситуация была, конечно, хуже некуда, но мне стало гораздо лучше. Страшно бьющийся пульс пришел в норму. Я чувствовал, будто получил прощение после исповеди, на которую было трудно решиться.

— Как ты можешь такое говорить, сволочь?

Хэчжин схватил меня за грудки и тряс как сумасшедший. В ушах звенело. Передо мной все плыло, его лицо сделалось размытым. Несмотря на это, я заметил — Хэчжин плакал. Он плакал, как ребенок, скривив плотно сжатые губы, покрасневшие глаза моргали, а тихий плач шел откуда-то из глубины живота.

— Зачем ты это сделал? Зачем? Дурак, что с тобой будет…

Я стиснул зубы, сдерживая плач, комом стоявщий в горле. Хэчжин плакал теперь навзрыд.

— Что с твоей жизнью… Сволочь. Что с тобой…

Хэчжин отбросил меня и повалился на бок. Избили меня, а валялся почему-то он, в изнеможении широко раскинув руки и ноги. Я закрыл глаза. Я слушал его резкие всхлипы и думал над его последними словами — Что с твоей жизнью… Что с тобой… — и закончил вместо него — …будем делать? Мне очень хотелось поверить, что он рыдает — гораздо сильнее, чем когда умер дедушка — по мне.

Я с трудом проглотил наполнившую рот кровь. Теплый сгусток медленно пополз вниз, как улитка. Кровь опустилась в желудок. В груди безнадежно вращались часовые стрелки. Тик-так. На улице стемнело, к стеклу прилипли снежинки. Вокруг было настолько тихо, что мне даже показалось, что можно услышать звук летящих снежинок. Всхлипывания Хэчжина теперь шли из груди. Через некоторое время рыдания стихли. Он лежал на полу и совсем не шевелился. Наверно, он, как и я, слушал, как падал снег.

Наше длительное молчание нарушили напольные часы в гостиной. Раз, два… шесть. Когда часы закончили свой бой, я услышал, что Хэчжин поднимается.

— Поднимайся. Надо поговорить, — сказал Хэчжин. Я поднялся и сел. Капли крови одна за другой барабанили по полу. Хэчжин встал, взял несколько влажных салфеток и протянул мне. Его волосы были насквозь мокрыми, словно он только что вышел из бассейна. Получалось, один бил и был весь мокрый от пота, другой — получал удары и был мокрый от крови. Несправедливо, конечно, но меня это не слишком волновало. Я подумал, что, может, это даже и к лучшему. Я послушно взял салфетки и заткнул ими ноздри, откуда текла кровь.

— Даю тебе два часа, — сказал Хэчжин. Я еле-еле приоткрыл опухшие веки и посмотрел на него.

— Помойся, морально подготовься и спускайся к восьми.

Выпрямив спину, я сидел прямо напротив Хэчжина. «Помыться» — это я понял, а вот «морально подготовиться» — нет. К чему это он клонит?

— Сдайся.

Я был ошарашен, казалось, голова взорвалась, будто в лоб мне неожиданно попал камень, как шестнадцать лет назад, когда брат стрельнул в меня из рогатки.

— Это лучшее решение.

Хэчжин встал, я тоже. Я смотрел в его глаза, в них до сих пор стояли слезы. Эти слезы были не из-за меня? Он рыдал не из-за меня? Не из-за того, что он меня так избил? Ему просто досадно, что я стал убийцей? Я что, заблуждался?